Но если для современного философского научного мышления, как и для самых разных областей науки, опирающейся на основополагающие принципы диалектического материализма, универсальность диалектического взаимодействия всех процессов и явлений мира давно стала аксиоматическим положением, находящим все новые и новые, подтверждения в каждом научном открытии, в каждой новой крупице достигнутой истины, то для субъективного, непосредственного восприятия, не способного в силу своей непосредственности отвлечься ни от случайностей мироздания, ни от субъективного отношения к окружающему, зримое, ощутимое проявление всеобщего диалектического единства материального мира отнюдь не охватывает всей видимой реальности. В одних процессах и явлениях, при одних обстоятельствах те или иные взаимосвязи проявляются для субъективного непосредственного восприятия более ярко, внутреннее единство окружающего выступает более отчетливо, закономерность становится более явной; в других, при других условиях, напротив, на первый план выступают элементы хаоса и случайности. Не говоря уже о тех случаях, когда непосредственно обнаруживаемая частная закономерность какого-нибудь разрушительного процесса совершенно объективно выступает в качестве незакономерного в общей связи, антагонистического отрицания гармонических взаимосвязей развития.
И все-таки также в меру становления эстетического сознания, эстетических взглядов и воззрений объективная диалектика развивающейся под знаком необходимости материи с глубокой древности отражалась в представлениях о гармонии как непосредственно воспринимаемом доминантном единстве всего многообразия и противоречий действительности. Ощущение этого гармонического единства радовало красотой мира, а его творческое выявление в искусстве делало прекрасным художественные произведения всех времен я народов. От мифа о Гармонии — дочери бога войны Арея и богнни красоты и любви Афродиты, от наивно-утилитарного понимания «гармонии» как конструктивной скрепы, соединяющей детали прекрасных кораблей, воспетых Гомером, и до философской диалектической категории гармонии в эстетике Гегеля — таков путь, пройденный домарксистской эстетической мыслью.
Естествен вопрос: в каких же взаимоотношениях состоят гармония и красота — категории, как мы видели, нередко, а вернее, постоянно сближаемые и просто взаимозаменяемые в истории эстетических учений прошлого? Этим вопросом задается, в частности, и автор исследования «Гармония как эстетическая категория», на которое мы выше ссылались. Однако решение, предлагаемое В. Шестаковым, не представляется до конца убедительным.
Вспоминая известное высказывание Герцена о музыкальной гармонии, которую Герцен относит к области особой «эстетической реальности», Шестаков трактует эту эстетическую, духовную реальность — реальность сознания — существующей уже как бы вне сознания, но отличающейся от всех прочих явлений действительности большей сложностью, выразительностью и даже таинственностью.
«На наш взгляд, — пишет он, — гармония не может быть сводима к физическим явлениям или закономерностям. Как явление эстетического порядка гармония относится к другой реальности, чем такие явления, как цвет, тяжесть или плотность. Гармония представляет собой более сложную структуру, чем физическая или химическая структура предметов или явлений природы»59. Так что же это за структура?
Ниже Шестаков пишет: «.[...] Понятие „эстетическая реальность" позволяет нам представить гармонию как сложную диалектическую категорию. Действительно, гармония относится к сфере реальности, и в этом смысле она не является каким-то чисто идеальным или духовным началом. Но с другой стороны, гармония — это именно эстетическая реальность, то есть явление, не сводимое к физическим или физиологическим, закономерностям». И далее, неожиданно обратившись к гармоническому формообразованию в сфере музыки и живописи, Шестаков завершает свою мысль: «[...] Гармония — это всегда новая целостность, которая гораздо больше составляющих ее элементов. Поэтому возникновение гармонии всегда в известной мере тайна, тайна рождения нового, которую нельзя объяснить и измерить чисто математическим способом»60.
Перед нами наглядным случай смешения духовного и материального с последующим конструированием «третьей», действительно весьма таинственной реальности, таинственность которой вовсе не рассеивается тем обстоятельством, что она названа «эстетической». Не определив, таким: образом, собственного смысла понятия гармонии. В. Шестаков предлагает положить это понятие как исходную эстетическую категорию в разработанную им систему эстетических категорий. Чтобы соотнести категорию гармонии с другими эстетическими категориями — прекрасным, возвышенным, безобразным, комическим, трагическим, — он вводит понятие «совершенство» как степень реализации гармонии в действительности и в искусстве. Тогда, например, «прекрасное» оказывается совершенным осуществлением гармонии, «безобразное» — невозможностью совершенного осуществления гармонии, «трагическое» — победой несовершенства над совершенством и т. д.
Вообще говоря, стремление каким-то образом соотнести различные эстетические категории с понятием гармонии, на наш взгляд, можно только приветствовать, ибо это насущно важно для понимания как того, так и другого. И нужно сказать, что предлагаемая В. Шестаковым таблица, в которой он зафиксировал свою систему категорий, очень интересна, так как и в самом деле гармония есть, в известном смысле, исходный момент в образовании всех эстетических категорий. Однако смысл этого момента, думается, не совсем тот, каким его мыслит В. Шестаков.
Дело в том, что хотя категория гармонии нередко сближалась с прекрасным, подменялась им и его заменяла, реальное содержание обоих понятий при ближайшем рассмотрении оказывается не только весьма различным, но и попросту несопоставимым. Ведь красота, как мы убедились выше, — это объективно обусловленное субъективное переживание внешнего мира, категория сознания, так же не существующая во внешнем мире, как не существует в нем и истина. Гармонией же с античных времен называется не что иное, как сама внутренняя, присущая вещам связь, взаимозависимость и единство расходящегося и противоборствующего — короче говоря, та самая изначальная, всеобщая необходимость, под знаком которой осуществляется диалектика развития всего сущего.
«О природе и гармонии следует мыслить так, — читаем мы, например, фрагмент, приписываемый Стобеем пифагорейцам. — Сущность вещей, будучи самою их вечною природою, подлежит не человеческому, но божественному ведению. Ибо ясно, что мы не могли бы познавать ничего из того, что есть и познается нами, если бы она (эта природа-гармония) не была внутренне присуща вещам, из которых составлен мир, — предельным и беспредельным. А так как самые начала различны и разнородны, то невозможно, чтобы космический порядок был установлен ими без посредства гармонии, откуда бы она ни явилась. Ибо подобные и однородные элементы не нуждались бы в согласовании; различные же, разнородные по своей природе и отправлениям должны быть по необходимости связаны такою гармонией, чтобы войти в космический порядок»61.
Отрывок, приписываемый Никомахом Филолаю, гласит: «Гармония вообще возникает из противоположностей. Ибо „гармония есть соединение разнообразной смеси и согласие разногласного"»62. «Расходящееся сходится, и из различного образуется прекраснейшая гармония, и все возникает через вражду», — утверждал Гераклит63. В последнем отрывке любопытно отметить и то обстоятельство, что аксиологический, субъективный момент здесь выражается понятием «прекрасного», в то время как онтологический смысл отрывка связан с понятием «гармония». И нужно сказать, что, если с этой точки зрения проанализировать историю эстетических учений, можно заметить постоянное, подчас как бы интуитивное — ибо теоретически это, как правило, не мотивируется — стремление представить гармонию, наряду с единством, пропорцией и т. п., как бы объективной основой красоты, хотя сама красота при этом может быть трактована также как свойство внешнего мира. Это нетрудно проследить даже на тех немногих текстах, которые мы приводили выше.
По существу, понятие гармонии в свете всего вышеизложенного выступает перед нами как обобщенный эстетической философской мыслью перевод общефилософских категорий, обозначающих диалектическое единство и диалектическое саморазвитие явлений и процессов под знаком всеобщей необходимости, на специфический язык философской эстетики. Правда, можно с успехом сказать и обратное, так как в исходных для всей последующей философской мысли воззрениях древних эстетика как особая ветвь философии еще не существовала и понятие «гармония» употреблялось не в собственно эстетическом нынешнем его значении, но именно как обозначение целостности, закономерности, диалектического единства бытия.