Он осмотрел жилье детдомовцев, похвалил за порядок, порадовался тому, что у каждого по две простыни, и сказал, что сам он сроду не спал на двух, чаще совсем без простыни обходился.
Затем Авдей Захарович пошел в кладовую, строго проверил кухонную раскладку. Тетя Уля и Валериан Иванович послушно отчитывались, подавали ему разные квитанции, накладные. И хотя все ребята знали, что ни тетя Уля, ни Валериан Иванович никогда не возьмут себе лишней крошки, все-таки переживали за них - вдруг недостачу обнаружит представитель от шефов? Вон как насупился, усищи растопырил. Так и норовит углядеть непорядок.
После проверки материальной части дяденька Махнев попросил выстроить ребят в коридоре. Кастелянша, тетя Уля, Маргарита Савельевна и Екатерина Федоровна бегали по комнатам, спешно меняли рубахи тем, у кого они уже запачкались, и заставляли надеть пионерские галстуки тех, у кого они были.
Все быстро, с любопытством и шумом построились.
- ...р-р-рна! - властно пророкотал Валериан Иванович команду и, ладно ударив валенком о валенок, стал по-военному докладывать Махневу о том, что дети такого-то детдома в количестве таком-то выстроены, а для чего - не сказал: не знал, должно быть.
Махнев, в самокатных валенках с кожаными запятниками, стоял, оттопырив руки, и с чувством большого удовольствия и достоинства принимал рапорт.
В это время появился в детдоме Ступинский - вести занятия по военному делу, которые проводил он теперь еженедельно. Он замахал руками, когда на него обратили внимание, - дескать, продолжайте, продолжайте.
- Ну, как живете, ребята? - спросил тенорком Махнев, как будто и не видел еще ничего и не знал.
- Мирово! - последовал дружный ответ.
- Как кормят?
- Мирово!
- Какие у вас отметки?
- Мировые!
Валериан Иванович поднял глаза к потолку, спрятал улыбку.
- А слушаетесь ли старших?
- Слушаемся!
- Хорошо слушаетесь?
- Хорошо слушаемся.
- Почему тогда приломали свои музыкальные инструменты?
- Они сами приломались.
- Как это сами? Они что, самоубивцы?
- Ага, харакирятся, как самураи...
Строй шевельнуло смешком.
- Как самураи, значит? Ловко! Денежки наши трудовые играючи переводите? Ловко! Ну ладно - подрастете, узнаете, как эти денежки добываются. А пока, конечно, я попрошу тама, - показал Махнев за спину, чтобы вырешили средства от нас, шефов, на музыкальные инструменты, на постельное белье, и само собой, на всякое другое имущество...
- Еще на коньки и на лыжи попросите тама! - крикнули Авдею Захаровичу из строя.
- На коньки и на лыжи? - Авдей Захарович что-то прикинул в уме. Ладно, попрошу, - и наставляюще продолжал: - Вот видите, как государство заботится о вас! А вы в распыл добро пущаете. Учитесь как следует, пока возможность есть такая. Не фулюганьте, старших слушайтесь.
- Постараемся!
- А какие жалобы будут на обслуживающий персонал, на заведующего тама либо на кого - говорите хоть теперя, хоть потом по отдельности. Мы проведем работу, само собой, разъясним. - Махнев тут же посуровел. - А в случае чего и привлекем, потому что мы, шефы, вроде как бы ваши совецкие родители.
Жалоб не было.
Был обед. Хороший обед - тетя Уля тоже не ударила в грязь лицом.
Махнев обедал вместе со всеми и опять хвалил ребят за порядок и тишину. Дивился даже: дома, мол, двое-трое "гавриков", а за столом иной раз такой ералаш подымут, хоть пори их, а тут сотня с лишним, и все идет чередом, все чинно, тихо, мирно. Особенно понравились Авдею Захаровичу дежурные в чистеньких передничках, такие проворные, такие вежливые.
Ступинский во время обеда сидел с Валерианом Ивановичем в комнате и дивился:
- Н-ну, прокураты! Н-ну, ловкачи!
Валериан Иванович хмуро усмехнулся:
- Мы еще и не такое умеем... М-да!
Он озабоченно прошелся по комнате и сказал, что позвал Махнева совсем не для парада и веселья. Авдей Захарович заведует столярными мастерскими, он же и член завкома - власть не малая. И нельзя ли с его помощью на лесокомбинат летом хотя бы некоторых ребят приспособить - в мастерские, на биржу - вкус бы им к труду прививать надо. А то они летами вовсе дичают от безделья.
- Я тоже думал об этом, - подхватил Ступинский, - да все недосуг было с вами посоветоваться. Беседовал как-то с директором школы на этот счет, он руками и ногами замахал: мол, что вы, что вы, отвлекать ребят нельзя, они и без того учатся плохо, школу назад тащат.
- Положим, учатся они не хуже других, - обиделся за детдомовцев Валериан Иванович.
- Но и не лучше, - отметил Ступинский. - Кроме того, директор школы высказал опасение, что орлы твои, если их допустить в столярку, стащат инструмент или спалят ее, покуривая тайком.
- Очень это плохо, когда работу с детьми ведет человек, заранее думающий о них как о недругах. Очень плохо! Из-за этого у нас вечные нелады. Иначе мы бы совместно со школой давно бы уже все наладили и ребят приспособили бы куда надо и как надо. А директор лишь только табеля отдаст мне, вздохнет, как поп после обедни - слава те, Господи, отслужил! До осени избавился от детдомовских мучителей... Я вот о чем попрошу, - прислушавшись на секунду и поняв, что обед закончился, добавил Репнин. - Пожалуйста, поговорите сами с Махневым. Ребята после обеда добьют его, вот увидите, чуткостью добьют, и о деле мне с ним, с этим мил-человеком, не дотолковаться. Занятие я проведу сам. В свое время мосинскую винтовку изучил, как "Отче наш".
- Как с лесокомбинатовскими комсомольцами?
- Приятным пареньком оказался этот секретарь. Напрасно вы его тогда распушили. Он без году неделя на лесокомбинате. После праздника они придут к нам. Думаю, мы найдем общий язык. Буду просить, чтобы Зину Кондакову торжественно, при всех воспитанниках приняли в комсомол. Школа и мы рекомендуем.
- Затем пусть комсомольцы старших ребят возьмут в свои цехи, пусть к работе приучают и к дисциплине, а потом, глядишь, и в свою организацию примут, - посоветовал Ступинский.
- Воспитанники мои сначала одно дело должны сделать, - хмуро заметил Валериан Иванович. - Пусть сначала женщину из тюрьмы вызволят. А пока Зина Кондакова только и достойна...