И Юру опять будто бы ударило… Как запросто он обращается с матерью! С этой минуты он возненавидел его и больше не убеждал себя, что это несправедливо.
Об этом он и думал сейчас, сидя на лавочке в окружении веселых, возбужденных встречей ребят. Вдруг все замолчали, Юра удивленно поднял голову и увидел, что по двору юной принцессой идет Наташа. Она была тоже загоревшая, какая-то особенно легкая, изящная. Юра восхищенно замер. Наташа нравилась ему. Ребята молчали несколько секунд, потом, когда она скрылась в подъезде, кто-то рассмеялся: ну прямо как кинозвезда.
— Говорят, у нее роман с каким-то летчиком был, — сказал Славка, самый старший — десятиклассник.
— А тебе откуда известно? — набросились на него.
— Да уж известно, — таинственно улыбнулся он.
— Конечно, вертела хвостом, — затараторил Толька по прозвищу Носатик. Ребята повернулись к нему. Все хотели узнать подробности Наташиной жизни, и Носатик стал воодушевленно рассказывать: «Она была пионервожатой в лагере, а рядом у них аэродром. Ее увидел один курсант. Ну и началось у них это…»
Юра не выдержал. Вся обида, которая лежала в эти минуты у него на сердце, вылилась наружу. И он закричал:
— Ты что, был там, кретин? Видел? Да она тебя не заметит, даже если будет глядеть на тебя в упор, насекомое, — орал он сам не свой.
Носатик позеленел от обиды и злости.
— Это я насекомое? Это меня не заметит? Да ты… — захлебнулся он от ярости. — Ты лучше на собственную мать посмотри!
Юра растерялся. Ребята испуганно замолчали. Носатик стушевался и убежал.
— Да брось, Юрка, слушать этого подонка, — сказал кто-то. Но Юра чувствовал, как слезы обиды выступают на глазах, и, чтобы скрыть их, встал и пошел к подъезду. Одним махом поднялся на третий этаж, постоял минуту, вытирая глаза, чтобы мать не заметила, и вдруг услышал за дверью музыку.
«Гости? — удивился он про себя. — В честь чего?» Гости у них бывали редко, только на праздники, сослуживцы матери. Он прислушался и понял — это работал телевизор. Кто же включил? Ответ явился сам собой — он. Юра открыл дверь, постоял у вешалки. Потом вошел в комнату: они сидели на диване и обнимались. Юра в ужасе отпрянул. Он не знал, что ему сейчас делать, как жить дальше, стал беспомощно озираться вокруг. Увидел на вешалке модный зеленый плащ Боровика и начал в бессильной ярости его комкать и рвать. Но плащ оставался невредимым — только ладони болели. Вдруг на пол что-то упало. Он нагнулся — тяжелая связка ключей.
— Разобью машину! — решил он. Тихо открыл дверь и выскочил из квартиры.
Он подбежал к автомобилю и начал судорожно перебирать ключи. Попробовал один — не подходит. Попробовал второй. «Зачем одному человеку столько ключей? Вот уж действительно собственник».
И вдруг услышал за спиной чей-то насмешливый голос:
— С покупкой! Конечно, надо бы обмыть.
Юра обернулся. Перед ним стоял Жестянников — сосед из корпуса напротив. Как слышал Юра — кинооператор.
— Какую покупку? — спросил Юра. — Что обмыть?
— «Жигули» обмыть, — улыбаясь, ответил Жестянников. — Поздравляю!
— Это не моя машина, — ответил Юра.
— А если не твоя — зачем лезешь? — уже грозно спросил Жестянников. — Зачем посягаешь на чужую собственность? Я не посмотрю, что ты сосед.
И Юра не выдержал страшного напряжения, расплакался и рассказал почти незнакомому человеку все: и про телевизор, про лето в городе, чужого мужчину в доме…
— Знаю я этого дядю, видел, — сказал Жестянников и тяжко вздохнул. — Эх, парень, — добавил он через минуту.
— Понимаю. Жаль тебя сердечно. Идем ко мне — отдышишься. А ключи отдай. Придешь в себя — верну. — И быстро поднялся с Юрой на седьмой этаж. Привел в комнату и сказал: «Смотри телевизор и успокаивайся». Шли показательные выступления по художественной гимнастике. Музыка играла тихо, приятно, и Юре показалось, что он заснул, а может быть, он заснул действительно.
— Ну, пришел в себя? — тронул его за плечо Жестянников.
— Прими ключи. Уже поздно. Иди домой и благодари судьбу, что я тебя вовремя остановил…
Когда Юра вернулся домой, они стояли у стола, видимо прощаясь. Быстро опустил ключи в карман плаща и, чувствуя себя совершенно разбитым, пошел на кухню, чтобы переждать, когда Боровик уйдет…
ГЛАВА 17
О том, что к Калугиным он поедет сам, Солдатов решил уже во время допроса Жестянникова. Не раз убеждался в том, что разговор с людьми в привычной для них обстановке иногда бывал полезнее, чем в служебном кабинете. Снималась излишняя скованность, люди становились откровеннее, доверчивее. Одна только повестка о явке в уголовный розыск нередко выводила их из душевного равновесия. А по этому делу вопросы к Калугиным были деликатные.