Итти светло
Остановить. Спросить. Узнать.
Острить зрачки.
Дорогу дай! Нашел? Истрать!
В клочки! В клочки!
Снять шляпу солнцу. Сотни глаз
С нахвату взять.
Набросок. Штрих. Монах. Ловлас.
Отец и зять.
Отдашь? Беру и все и часть
И труб и цитр.
Все краски влажныя украсть
Со всех палитр.
Прибой! Волна в волну! Враздробь
Стремглав и ниц.
Кого схватила оторопь?
Миганье спиц.
Продраться. Выпачкать пальто.
Алло. Алло.
Дорогу дайте. Ни за что. Итти светло.
«Мы чаю не допили…»
Мы чаю не допили,
Оставили тартинки.
На быстром Опеле
На пляж, на пляж.
Белеют в синеве пески,
В воде паутинки.
Гитары вдребезги,
Мир наш, мир наш.
Сирена неистово
Взывает с испугом.
Пространства чистаго
Мильоны верст.
Пейзажи взморских сумерок
Заходили кругом.
Мы все без нумера,
Нас только горсть.
Колей и выдолбин
Не стало на дороге.
Сквозь воздух выдолбим
Мы корридор.
Шарахнулись лошади,
Вздрогнул месяц трехрогий.
Вы-ль запорошите
Наш метеор.
Сергей Третьяков
Москва
Рюрик Ивнев
«Был ветер особенно неприятный…»
Был ветер особенно неприятный,
И было жутко и странно мне,
На мне было пальто ватное
И кашнэ, приготовленное к весне.
Когда подходил я к перилам,
Нева бросала мне иглы в лицо
И называла меня милым
Поэтом и чтецом.
Я был растерян и немного жалок,
А ветер кричал, визжал, рыдал.
Вода кидала много гнилых балок
На берег, где я стоял.
А когда домой я возвращался ночью,
Я понял только одно:
Что все мысли – облачные клочья,
А главное это – дно.
Трогательную строчку из романса
Вы пропели и сказали – люблю –
Я вспомнил банальные звуки вальса
И вечер, похожий на букву Ю.
Ах, зачем тогда со мной не говорили
Так трогательно и светло!
Помню скамейку серую от пыли,
Желтую речку, подгнившее весло..
А теперь фасад особняка графа Витте,
Несносный ветер (начало зимы).
Милый друг, скажите, скажите:
Любим-ли друг друга мы?
«Каждый раз новое одеянье…»
Каждый раз новое одеянье:
То белая вата снега, то чугунный блеск!
Я вспоминаю тебя, дорогая няня,
И мое детство, и лес.
Не удивляйтесь такому сопоставленью,
Я многаго не говорю
Даже стихотворенью,
Которое творю.
Прохожу мимо. И только профиль
Метнется в сторону, блеснув, как миф.
Я буду дома пить черный кофе,
О встречах каменных забыв.
Рюрик Ивнев.
С.-Петербург
Нелли
Узором исхищренным pointe-de-Venise
Узором исхищренным pointe-de-Venise
Я тешу в тихий вечер мой призрачный каприз.
В моей зеркальной спальне, одна, пред тем, как лечь,
Любуюсь отраженьем моих округлых плеч.
Над зеркалом, сгибаясь, размеренным лучом
Сверкают шестиножки под выпуклым стеклом.
Их сестры, в пышной люстре, смеются с потолка,
Следя, как с цветом кружев слилась моя рука.
Как странно бледен, в глуби сияющих зеркал,
Под сном венецианским моих грудей овал.
Миров зеркальной жизни раскрыта глубина,
И я, себе навстречу, иду – повторена.
Иду, смеюсь, шепчу я: «Итак, я – вновь жива!»
А на груди трепещут живыя кружева.
Нелли.
Кавказ
Константин Большаков
Грезная ванна
В ванну грезную окунули мысли,
В ванне грезной потопили мечты,
В пудренице сердца мечты сплелись ли?
Мыслить ленью ленятся глаз цветы.
Едва странно ванну душить духами
Лилий розовых и своих грудей,
В ванне грезной розовыми стихами
Пудрить лилий в пудренице затей.
В ванне грезной сладко разсыпать бисер,
И потупить нежно лукавый взор,
И вступить в действительность, как на рысий
Тот ковер, что перед Вами себя простер.
«Милостивые Государи, сердце разрежьте…»
Милостивые Государи, сердце разрежьте –
Я не скажу ничего,
Чтобы быть таким, как был прежде,
Чтоб душа ходила в штатской одежде
И, раздевшись, танцовала танго.