Аббат Фанферлюш.
Пир во время чумы
Выпуск II. Мезонин Поэзии. Октябрь 1913.
Как бы интродукция
Пир! Негр мимо
Провозит за трупом труп.
Отчаянье, пир не громи мой
Медью литавр и труб.
Прошлаго вовсе не было.
В руки люстры и бра!
Не усеивай пеплом
Осколков баккара.
Негром зарыты друзья все.
Стол этот длинный к чему?
Пирую на бархате! Славься
Ты, выдумавший чуму.
Лампочки Мэри зажгла нам.
Мэри умерла.
Чокнемся стаканом
Чистаго стекла!
Падают звезды. Здравствуй!
За мной ты приходишь сама.
Пью за убийцу – час твой –
Чокнемся, чума!
Еще председатель не плакал.
Мой трагический тост за гостей,
За фейерверки и факел
И террор и пурпур страстей!
Рябчики, клапаны устриц,
Розы! gargon, du vinaigre!
Пируем в оранжевой люстре
Я и чума и негр.
Хрисанф.
Paris.
Игорь Северянин
Гашиш Нефтис
Ты, куря папиросу с гашишем,
Предложила попробовать мне,
И отныне с тобою мы дышим
Этим сном, этим мигом извне…
Голубыя душистыя струйки
Нас в дурман навсегда вовлекли.
Упоительных змеек чешуйки
И бананы в лианах вдали.
Писки устрицы, пахнущей морем,
Бирюзовая теплая влажь…
Олазорим, легко олазорим
Пароход, моноплан, экипаж!
Все равно, что угодно, но только,
Чтобы было движенье и лет.
Может быть оттого, что ты полька,
Может быть оттого, что я лед.
Ах, в картине, в стихах ли, в романсе
Светозарь, олазорь, впечатлей
Наш гашиш, где, под танцы шимпанзе
Злосверкательны кольчики змей!
Так одевьтесь, все жены одевьтесь,
Как одевил порочность Уайльд,
Как меня юно-древняя Нефтис,
Раздробив саркофага базальт.
Игорь-Северянин.
Веймарн,
1913
Вадим Шершеневич
Тост
Интуитта
Княгине М. У.
Мы были вдвоем, княгиня гордая!
(Ах, как многоуютно болтать вечерами!)
Следили за нами третий и четвертая
И безпокой овладевал нами.
К вам ужасно подходит Ваш сан сиятельный;
Особенно, когда Вы улыбаетесь строго!
На мне отражалась, как на бумаге промокательной,
Ваша свеженаписанная тревога.
Мне пить захотелось и с гримаскою бальной
Вы мне предложили влажныя губы…
И страсть немедленно перешла в аттаку нахальную
И забила в барабан, загремела в грубы.
И под эту надменную военную музыку
Я представил, что будет лет через триста…
Я буду в ночь узкую, тусклую
Ваше имя составлять из звездных листьев.
Ах, лимоном не смоете поцелуев гаера!
Никогда не умру! И, как Вечный Жид,
Моя интуитта с огнекраснаго аэро
Упадет вам на сердце и в нем задрожит.
«Нам аккомпанировали наши грусти…»
Нам аккомпанировали наши грусти…
Танцовала мгла.
Еще секунда и сердце опустит
До ног халат.
И уродцы смеялись на люстре
И на краю стола.
И было устало… Как будто в конверте,
Мы в зале одни…
Время калейдоскоп свой вертит…
Я устал от домов и книг.
Пусть внезапный бас в револьвере
Заглушит мой вскрик!
Жизнь догорела, как сиреневый кончик,
Вашего сургуча…
Страсти все меньше, все тоньше…
Плакать. Молчать.
Пусть потомки работу окончат:
На сургуч поставят печать.
Лианозово.
Пансион «Алтуфьево».
«Вы не думайте, что сердцем-кодаком…»
«Фотографирует сердце».
Вы не думайте, что сердцем кодаком
Канканирующую секунду запечатлеете!..
Это вечность подстригла свою бороду
И зазывит на поломанной флейте.
Ленты губ в призывчатом далеке…
Мы – вневременные – уйдемте!
У нас гирлянды шарлатаний в руке,
Их ли бросить кричащему в омуте?!
Мы заборы новаторством рубим!
Ах как ласково новую весть нести…
Перед нами памятник-кубик,
Завешенный полотняной неизвестностью.