На столике кнопочный стационарный телефон, почти раритет по нашим временам высоких технологий.
Уловив мой взгляд, Сергеев пояснил:
– Связь только внутренняя, в город не выйти. Вы голодны?
Прислушавшись к внутренним ощущениям, я кивнул.
– Можете заказать обед по телефону. Меню на журнальном столике. Готовят тут, кстати, вполне прилично. И да, не стесняйтесь, заказывайте всё, что найдёте. Всё оплачено. А я, с вашего позволения, оставлю вас. Дела.
Он удалился, оставив меня размышлять на тему моего будущего. В виду целого ряда соображений, оно представлялось слишком туманным. Но уж лучше здесь, чем чалиться на металлической шконке, поглядывая на белый свет через решётку и ожидая в любой момент затычки под ребро.
Глава 4
Прозрачный стеклянный колпак с тихим жужжанием опустился надо мной, отрезая от внешнего мира, и наводя на нехорошие ассоциации. Что там у Пушкина в «Сказке о мёртвой царевне и семи богатырях»? «Ветер, ветер! Ты могуч, ты гоняешь стаи туч…». Не то! «Не видать ничьих следов вкруг того пустого места; в том гробу твоя невеста» – вот, это уже ближе к текущей ситуации! Аж мороз по коже.
В сказке всё хеппи-эндом закончилось. Но мы-то не в сказке живём.
Всё, хватит ныть! Терпи, казак!
В бедро что-то кольнуло – это инъектор впрыснул дозу релаксанта. Ещё немного и я усну. Эта лекарственная дрянь действует быстро, практически моментально. Бац и всё! Словно обухом по башке.
Свинцовые веки сомкнулись. Я заснул…
И сразу же открыл глаза, чуть не вскрикнув от миллионов невидимых иголок, пронзивших всё тело. Холодно, просто до безумия холодно. Почему никто не говорил, что это настолько мучительно? Предупреждали, что пробуждение – не самое приятное, но не настолько же!
Я выплюнул изо рта трубку, по которой меня пичкали поддерживающей жизнеспособность химией. Предполагалось, что сейчас колпак откинется, и на меня уставится группа учёных с пытливыми взорами. Колпак и впрямь поднялся, только при этом его трясло как припадочного. Я даже принялся переживать, что сейчас всё заклинит. Механизм в разнос пошёл что ли? Непорядок, ребята! За оборудованием надо следить. Тем более за медицинским.
Сразу включился свет, но какой-то слабый и тусклый. Будто не лампочки горели, а допотопная лучина.
А что самое паршивое – никого, ни единого лица в пределах видимости. Что за хрень? Мы так не договаривались.
Самостоятельно выбраться из капсулы – дело непростое. Тело отказывалось слушаться, я прилагал чудовищные усилия, чтобы хоть как-то взять под контроль разом одеревеневшие руки и ноги. В итоге мне это удалось. Я перевесился над краем капсулы и, потеряв равновесие, сверзился вниз аккурат на холодный кафельный пол, едва не разбившись.
Перевернувшись на бок, застонал. Ну где же вы, люди? Должна ведь быть хоть одна живая душа поблизости! Ну не могло моё пробуждение остаться незамеченным, на мне ведь датчиков висело больше чем блох на Барбоске. Они уже всему свету раструбили, что вот он, Игорь Долганов, очухался и жаждет тесного общения, тёплого одеяла и горячего кофе с круасаном.
При мысли о еде меня затошнило. Изо рта потекла непонятная жидкость жёлто-зелёного цвета. Наверное, та гадость, которой я через трубку наглотался.
Опустошив желудок, вытер рукой ставшую липкой физиономию, попытался встать на ноги. Меня качало как тополя на ветру. Такое ощущение, будто разом покинули все силы, а вестибулярный аппарат передал пламенный привет и отключился.
Дело мастера боится, особенно упёртого. Я всё же приподнялся во весь не слишком богатырский рост.
Странно, очень странно. Лаборатория выглядела непривычно, уж больно велик контраст по сравнению с тем, каким мне она запомнилась в тот момент, когда меня укладывали в «люльку». Неужели за год произошло столько разительных изменений? И ведь не игра тусклого света, зуб даю. Словно лабораторию забросили, причём давным-давно.
А ещё воздух. Он тоже странный и непривычный, спёртый. Ещё и кондиционеры накрылись? Сергеев рассказывал о том, что здесь полностью автономная замкнутая система. Хвастался, что построено на века и практически неуязвимо извне.
Но, блин, где же народ? Мне что, ходить по всем коридорам как герой Семёна Фарады в «Чародеях» и кричать: «Здесь прошли люди»?
Тут до меня дошло, что я такой умный и почему-то голый. То есть то, что голый, понятно: меня нагишом в анабиозную капсулу укладывали. Но продолжать хождение в костюме Адама не есть комильфо. Вдруг, распахнётся дверь и войдёт женщина. Какая? Да любая!