– Ну что, профессор, прогуляемся? – усмехнулся ученый собственному отражению на обратной стороне забрала защитного шлема, выполненного из матового бронестекла. – В вашем возрасте прогулки на свежем воздухе крайне полезны для организма.
И пошел вперед, огибая дымящиеся останки боевых машин. Теперь они его интересовали не больше, чем развалины московских зданий, поросшие серым мхом. Для того чтобы подняться, надо научиться хладнокровно относиться к падениям – а это ученый умел делать не хуже, чем восстанавливать боевые машины и биологические организмы, уничтоженные Последней Войной человечества.
Есть такое дурацкое выражение: «ничто не предвещало беды». Как будто, если бы ее что-то предвещало, ты б так и продолжал спешить ей навстречу с распростертыми объятьями – мол, здравствуй, родимая, где ж ты так шлялась, заждался я тебя… Да щас там. Как говорится, знал бы где упасть, упал бы в другом месте, где помягче. Или просто тупо поехал другой дорогой.
Но я поехал этой, хотя говорил мне Тимофей: «остерегайся населенных пунктов. Хрен его знает, кем они могут быть населены». И сейчас не объехал я тот пункт, а попер прямо, в самую гущу подозрительно хорошо сохранившихся трех-четырех-пятиэтажек. Расслабился, терминатором себя почувствовал, ага. Как же, на крутом мотоцикле, снабженном двумя «миниганами», с «Валом» за спиной, плюс на поясе «Ярыгин», подаренный Тимофеем, «Бритва» моя неразлучная, кинжал «Сталкер» за голенищем. Куда деваться. Сам черт мне брат, и смерть сестра названая. Да и подумаешь, мертвый городок впереди. Сколько их было, сколько будет.
Короче, ничто не предвещало…
А город и вправду мертвый оказался. Словно труп свежепреставившийся. Не дышит, не шевелится, но свежий с виду, будто не умер вовсе, а заснул. Мне б призадуматься, с чего бы это такое – вокруг на сотни километров одни пустоши да развалины, а тут практически целый небольшой город, которого словно и не коснулась Последняя Война человечества, превратившая этот мир в выжженную пустыню. Но – не призадумался. Не может живой человек постоянно быть в напряжении, будь он хоть с ног до головы наикрутейший вояка. Плюс мысли у меня имелись тяжелые, давили нехило…
В общем, лопухнулся я.
А те, кто в засаде сидели, – нет.
Довольно широкая дорога меж домами внезапно окончилась широкой площадью, пустой, словно нестандартно большой плац воинской части. По бокам – типовые пятиэтажки, точно такие же, как в Припяти и тысячах других городов, далеких от мегаполисов. А впереди – трехэтажное приземистое строение с окнами, заложенными кирпичом и, словно горизонтальными зрачками, перечеркнутыми прорезями бойниц. И в одной из тех бойниц заметил я блеск незначительный, мелькнувший как бы невзначай…
От того блеска мгновенно мне стало слегка нехорошо, аж спина взмокла разом. Мысли горестные подевались куда-то, а вместо них соображалка заработала, включилась с нейтральной сразу на пятую. Лучше поздно, чем никогда. Хотя у меня появилось стойкое ощущение, что уже поздно. Ибо попал я в классическую ловушку, где с трех сторон дома, где в почти каждом окне кто-то уже взял на прицел одинокого мотоциклиста, и только ждет команды открыть огонь.
Правда, у меня было небольшое преимущество. Крохотное такое, мизерное. И заключалось оно в том, что мне ждать команд от кого-либо без надобности. Я сам себе и командир, и разведчик, и стрелок в одном флаконе – вернее, в слегка потертом, но вполне еще годном трофейном камуфляже архаичной расцветки «лиственный лес». И порой эти команды настолько безумные, что я сам им удивляюсь. А уж враги – и подавно.
Начни я сейчас разворачиваться на площади, невидимые стрелки, разом поняв, что их план раскусили, немедленно изрешетили бы меня свинцом. Или стрелами утыкали, словно ежа, если у них с огнестрелом неважно. Это в своем навороченном «Мутанте» я мог выпендриваться, крутость показывать. Но мой защитный костюм пал смертью храбрых в бою, геройски заслонив меня броней и осыпавшись на землю грудой искореженного металла. Сейчас же вся моя защита – это хлопчатобумажная камуфла да мотоциклетный шлем на голове, который откопали защитники Кронверка в запасниках Музея. Вряд ли, конечно, это был выставочный экспонат. Скорее всего, забыл его там кто-то из давно умерших работников, да так и провалялся раритет две сотни лет, зарастая пылью и паутиной. Но ничего, нашли его благодарные бойцы, почистили и вручили мне – хотя, на мой взгляд, благодарить было особо не за что.
В общем, не стал я разворачиваться на площади, а наоборот, поддал газу, откинув перед этим защитный колпачок над красной кнопкой и вдавив ее в приборную панель.