– Подробности? Пожалуйста. Беседа была короткой и носила предварительный характер. В общих чертах мы коснулись стратегических целей и приоритетов оборонной промышленности, Лычев проинформировал меня о своей позиции по созданию новых образцов вооружения. Ничего существенного он не сказал, да и какой смысл говорить о подобных вещах по телефону. Лычев обозначил пунктиром проблемы, для обсуждения которых нам следовало бы встретиться лично, вот и все, пожалуй.
Он сделал паузу и многозначительно посмотрел на Кандаурова.
– Надеюсь, вы понимаете смысл и цель этого разговора.
– Понимаю, Николай Алексеевич.
Кандауров был хорошо осведомлен о схватке, разгоревшейся в верхах, и позволил себе сделать предположение:
– Я почти уверен, что с чем-то подобным к вам обратился и Сергеев?
«Сукин сын! – с уважением подумал маршал. – А голова у тебя и впрямь работает неплохо». Естественно, эта мысль вслух не прозвучала.
– Вернемся к предмету нашего разговора. В конце разговора, проходившего, как говорится, в теплой и дружественной обстановке, Лычев вдруг ни с того ни с сего взъярился. Он проинформировал меня, что располагает сведениями о наличии крупных недостатков в работе военной разведки. Если так и дальше будет продолжаться… Одним словом, ЦК вынуждено будет заняться кадровыми перестановками. Когда я попросил его уточнить суть претензий к ГРУ, Лычев ушел от прямого ответа, заявив примерно следующее: «Я надеюсь, вы сами приструните товарищей из ГРУ. Напомните им еще раз, что их дело – внешняя разведка в интересах укрепления обороноспособности страны, а внутренними расследованиями, в том числе и в армейской среде, пусть занимаются компетентные органы: КГБ, МВД и прокуратура! Время сейчас трудное, нужно крепить ряды и прочее в таком же духе.
Маршал раздраженно махнул рукой и после небольшой паузы добавил:
– Кандауров, в его последних словах прозвучала угроза. Я не мог ошибиться. Это тем более странно, что ссориться ему сейчас с нами явно не с руки. Отсюда следует, что дело не в каких-то пустяках, где-то вы крупно прокололись или наступили на его любимую мозоль. Что скажете, Владимир Алексеевич?
Кандауров внутренне весь подобрался и смело посмотрел министру в глаза.
– Товарищ маршал! Николай Андреевич, мне нечего от вас скрывать. У меня есть только одно объяснение столь пристальному вниманию Лычева к ГРУ – он действует с подачи Чернова. Что же касается наших взаимоотношений с коллегами из ПГУ, то здесь за последнее время не случилось ничего экстраординарного. Несколько раз лопухнулись они, у нас также были небольшие неприятности, и если у Чернова есть компромат на резидентов ГРУ, то примерно такое же количество негатива на офицеров внешней разведки КГБ хранится в вашей знаменитой папке.
Кандауров имел в виду объемную папку из черной кожи, с которой министр обороны отправлялся на заседания Политбюро и другие важные совещания. У маршала как-то сразу не сложились отношения с председателем КГБ Черновым, тот частенько пользовался недозволенными приемами в незатухающей конкурентной борьбе двух монстров: армии и госбезопасности. Для подобных случаев и накапливался компромат на чекистов, а основным поставщиком сведений служило ГРУ.
– Владимир Алексеевич, если я вас правильно понял, речь идет об операциях, проводимых вашим ведомством внутри страны? Что же получается, товарищ Кандауров? Выходит, Лычев прав, утверждая, что вы занимаетесь противозаконной деятельностью?
Лицо Кандаурова приняло страдальческое выражение, и он позволил себе проигнорировать вопрос министра. Впрочем, маршал и не нуждался в ответе, он хорошо знал истинное положение дел. Сложный и громоздкий армейский механизм покоился на трех китах: политорганы, особые отделы и, собственно, армейские структуры. Эти три вертикали пронизывали армию сверху донизу. Политорганы замыкались непосредственно на ЦК, а особые отделы курировал Третий главк КГБ. Последнее обстоятельство играло немаловажную роль, поскольку позволяло руководству госбезопасности контролировать ситуацию не только в отдельных подразделениях, но и на самом верху, в крупных армейских штабах. Самому маршалу политорганы и особые отделы представлялись гирями, висящими у него на ногах. Для противодействия проискам гэбистов военная контрразведка не очень годилась, поэтому профессионалам из ГРУ приходилось время от времени проводить внутри страны довольно рискованные операции и готовить аналитические подборки по внутренним проблемам. Естественно, подобный аспект деятельности ГРУ носил противозаконный характер. Информация, поставляемая в этих случаях военной разведкой, носила сугубо конфиденциальный характер, все участники этой опасной игры были знакомы с ее правилами, и проколы случались крайне редко. Сейчас министр обороны как никогда нуждался в точной объективной информации о положении дел в стране, в центральном аппарате таких ведомств, как КГБ и МВД, и на самом верху, в секретариате ЦК. Как человек военный, маршал хорошо знал истину, что выигрывает обычно та сторона, которая еще до сражения успела разгадать истинные замыслы противника. Но и чрезмерный риск в его положении был недопустим.