Фирман рассвирепел:
— Сравнил тухес с пальцем! Мальгасов — мэр города и подставляет за нас свою жопу. Читал «Двенадцать стульев»? Там есть директор Виц. Так вот это его должность. Я выдал ему поллимона как зарплату за год вперед, и то теперь жалею. А ты просишь долю. Это же огромные деньги! Зачем тебе доля? Текущего счета на сиськи-пиписьки не хватает?
— Жена контролирует все мои счета. Я не могу доллара истратить, чтобы Зинаида не узнала…
— Истратил же лимон на квартиру для своей птички… — напомнил компаньону Фирман.
— Не лимон, меньше. Она пока не знает. Если узнает, мне конец.
Фирмана проблемы друга не волновали:
— Иди ты на хер со своими женами и шлихами. Доли не дам. Ты в курсе, какие дела я затеваю! Мы с тобой выходим на финишную прямую. Если в Кремле меня не поддержат, я их свалю. Скоро президентские выборы. Я уже договорился о покупке трех телевизионных каналов и двух крупных газет. Поверь, это куда важнее твоих лирических бредней. С таким информационным оружием в руках толпу поведешь куда хочешь. Мы с тобой переедем в Кремль, и я все, что задумал, сделаю. Власть мне нужна, чтобы не мешали работать. И ты пойдешь на выборы вместе со мной!
Яша старался напрасно. Перспектива стать публичным политиком никогда не интересовала Дроздецкого, и доводы компаньона его не поколебали:
— Яша, я тебя по-человечески прошу. Не доводи дело до точки кипения. Я тоже не мальчик. Терплю же я твои белорусские штучки, хотя и против детской порухи.
Внезапно Фирман подобрел:
— Ладно, я помозгую. Позвони мне в четверг.
— Всегда надеялся, что ты нормальный мужик, только большой жмот. Кстати, я читал статью Коханкина в «Аргументах», где ты намекал на свое участие в выборах и поносил нынешний курс Кремля. Статейка тоже навела меня на мысль выйти из игры. А сейчас ты говоришь мне об этом впрямую. Теперь мне точно пора уходить. Ты знаешь, как я люблю «белые воротнички»? — виновато улыбнулся Дроздецкий и, пожав Яше руку, направился к двери.
Провожать компаньона Фирман не пошел. Дождался, когда за Сергеем закроется дверь, вскочил, подбежал к столу и в ярости разбил об пол стакан, из которого пил коньяк друг юности.
— Все в порядке? — заглянул в кабинет начальник службы безопасности.
— Что в порядке, Руслан? Ничего не в порядке!
— Нужна моя помощь?
Фирман отмахнулся:
— Чем ты мне можешь помочь? Иди. — Аморов продолжал стоять на пороге. — Иди, я тебе сказал. Моей безопасности никто не угрожает. Сергей треплет нервы.
Аморов продолжал мяться на пороге:
— Яков Моисеевич, у меня есть проблема.
Фирман поморщился, но отказать во внимании начальнику своей охраны считал неосмотрительным. Руслан являлся щитом между ним и всем остальным миром, и этот щит за семь лет, пока они вместе, еще ни разу не дал трещины.
— Садись, выкладывай, — разрешил олигарх.
Руслан подошел к необъятному письменному столу патрона, но садиться не стал:
— Вы знаете, Яков Моисеевич, что я перевез семью с Кавказа.
Фирман кивнул, пытаясь перестать терзаться выходкой компаньона. Но даже сама возможность вывести из дела его долю бросала олигарха в холодный пот:
— Не тяни, я тебя слушаю.
— Так вот, я построил домик на Рублевке, недалеко от вас, и перевез отца с матерью и трех сестер.
— Знаю, я же тебе нашел участок. Ну и в чем проблема? — Фирману вовсе не светило выслушивать семейные хроники Аморова.
— Папа всю жизнь прожил в горах. В России он начал постоянно болеть. Вчера профессор Левитин предупредил — без гор папа скоро умрет.
Профессор Левитин обслуживал самого Фирмана. Это Яша разрешил Аморову пользоваться консультациями профессора для своей семьи. Поэтому сказать Руслану, что слова Левитина пустой звук, не имел права:
— Ты решил вернуть его назад? А как же национальные проблемы? Ингуши и все такое?
— На Кавказ в такой момент я папу вернуть не могу. Я решил купить им домик в Швейцарских Альпах. Пусть живут с мамой и девочками. Опять же где-нибудь недалеко от вашей виллы. Но естественно, куда скромнее.
— Прекрасная мысль. Мне приятно, что ты любящий сын, — все еще не понимая, куда клонится беседа, поддержал Яша.
— Мне нашли там небольшой дом за триста штук баксов.
— Дешево, молодец, — ухмыльнулся Фирман. Его шито находилось в одной из лучших курортных зон, и жилье там ценилось дорого. Самому олигарху оно обошлось в три миллиона.
— Но у меня в наличии только сто тридцать тысяч. Вы можете дать мне ссуду, чтобы хватило?
Фирман неожиданно выскочил из кресла и, громко голося, забегал по кабинету:
— Вы все что?! Все с ума сошли! Вы все сегодня сговорились обижать меня! И ты про деньги! Я вам всем дойная корова?! Я тебе плачу десять штук баксов в месяц, и ты еще осмеливаешься доставать меня с бабками! Никому ничего не дам! Не дам, понимаете, не дам!!! — продолжая выкрикивать последнюю фразу, олигарх улегся на пол и принялся стучать ногами по паркету.
Руслан попятился, позвал помощников. Вчетвером они спустили босса вниз и усадили в лимузин. Аморов понял, что довел своей просьбой хозяина до очередного приступа. Такие приступы часто перерастали в затяжную депрессию, которая могла длиться долго и требовала от персонала большого морального напряжения. Но сегодня Руслан своего патрона не жалел. Для горца отец и мать — понятия святые. Фирман не просто отказал самому преданному сотруднику. Он его кровно обидел.
В микроавтобусе пахло псиной, и Борисевич поморщился:
— Ты когда Рекса в последний раз мыл?
— Что он, ребенок, каждый день его мыть? Купал перед восьмым мартом, когда домой брал, — ответил кинолог Ундин.
«Сейчас июль… Правильно тебя Занудным прозвали», — подумал следователь и продолжать беседу не стал. Николай Борисевич с младенчества рос чистюлей, имел природную брезгливость ко всему неряшливому и неблаговонному, и в другой раз Ундину бы досталось, но сегодня майор ехал на задержание, и все его мысли крутились вокруг этого.
Братьев Самановых Николай Игнатьевич вычислил давно. Их банда держала под собой не только Минск и всю республику. Связи братков-бандитов распространялись куда шире. Димка Саманов с братом Шуриком чувствовали себя как дома и в Москве, и в Питере, и в Киеве. Мало этого, за последние полгода Семановы дважды побывали в Лондоне и несколько раз в Варшаве. На счету криминальной группировки с десяток заказных убийств, рэкет белорусских предпринимателей и наркота. Борисевич доказывал начальству, что брать Самановых надо давно — косвенных улик хватало. Но начальники не торопились. Братья умели с нужными людьми быть щедрыми. В прокуратуре ордер на их арест выдавали долго и неохотно. Борисевичу даже показалось, что городской прокурор остался весьма недоволен настойчивостью следователя. Но на сей раз в руках Николая Игнатьевича имелись неоспоримые доказательства. Жена убитого на прошлой неделе предпринимателя записала по телефону голос Шурика Семанова. Тот за день до убийства звонил с угрозами и требовал денег.
Борисевич снова поморщился от запаха псины и посмотрел на Рекса. Тот лежал у ног Ундина и, вывалив огромный язык, по-доброму щурился. Глядя на добродушную зверюгу, трудно было представить, как пес всаживает клыки в удирающего бандита. Рекс за свой собачий век славно поработал и даже был два раза ранен. Карьера Рекса подходила к концу. Ему шел десятый год, а это для его профессии канун пенсии.
«Хороший зверь. Помыл бы его Ундин, так не вонял бы. Он же собака, сам не понимает», — вздохнул Борисевич и стал смотреть в окно. Они неслись по предрассветному Минску. Сзади автобус с бойцами ОМОНа, впереди «Волжанка» с группой оперативников. В пять часов утра город выглядел вымершим. Еще несколько минут, и они у цели.