— Мессе, я ещё раз вам говорю, что моё мнение относительно всяких там богов ничем не отличается от общепринятого в нашей школе. Тем более, я вообще не понимаю ваших расспросов, ибо вера каждого человека сакральна. — Не смей лгать мне, юноша! — Виконт сорвался на крик. — Все эти твои экивоки оставь для шлюх и крестьянских детишек. Мне сообщили, что видели тебя читавшим в библиотеке древние свитки! Мне сообщили, что ты уделяешь свиткам больше времени, чем всем остальным трактатам вместе взятым! — Но ведь древние свитки находятся в нашей библиотеке, разве их запрещено читать? — перебил Эрион. — Нет, идиот! — голос профессора начал повизгивать, было слышно, как его связки постепенно садятся. — Свитки в нашей библиотеке находятся исключительно в ознакомительных целях, чтобы учащиеся могли изучать всю ту ложь, которой кормят невеж, чтобы мы, знающие люди, люди ума и науки, могли быть выше этого сброда! Эти свитки существуют, чтобы ты мог знать ложь в лицо, а не просвещаться ими!
Профессор встал и широким шагом подошёл к юноше, который всё так же стоял в дверях.
— Ты не будешь изучать ересь! — брызжа слюной, прошипел профессор, его голос сел до полного шёпота. — А я могу сам решать, что мне читать? — саркастически спросил юноша. — Пока ты учишься в этой школе, пока ты являешься моим учеником, нет. — последнее слово профессора, в буквальном смысле, сорвалось. Профессор сорвал голос. — Мне жаль профессор, но вы сорвали голос. Уверен, что вы в корне ошибаетесь. Мне пора.
Опешив от такой наглости своего ученика и не имея возможности ему возразить, Виконт решил ударить своего визави кулаком. Однако к тому моменту Эрион уже закрыл дверь и быстро направился в сторону выхода из школы. В окнах коридора виднелись сумерки и юноше совсем не хотелось идти в полной темноте до своей комнаты в гостинице. Услышав звук открывающейся двери, Эрион обернулся и увидел как Виконт бросает в него свой башмак. Благодаря молодости, Эрион успел увернуться и злобно посмотрел в глаза профессора. Да уж, пожалуй именно в этот момент юноша понял, что приобрел нового врага в лице своего профессора, а ведь ещё столько лет учится в школе…
Выйдя на улицу, Эрион почувствовал, как мандраж начал подступать к его горлу. Прохладный ветер ударил в лицо юноши и он понял, что с этого дня начинается новая эпоха в его отношениях со школой.
С тех пор, как умер его дед, Эрион чувствовал себя одиноким. Его мать не могла понять его, отчего она была неспособна дать ему необходимую поддержку. Горечь от утраты долгое время была спутником Эриона, его единственный и верный друг ушел кормить червей и что делать дальше? Кто будет подбадривать? Кто будет поддерживать? Кто, в конце-концов, сможет выслушать и просто понять? Сказать, что Эрион был одинок нельзя. У него были друзья, его острый ум привлекал к нему множество людей. С ним было выгодно дружить, поэтому он никогда не был презираем или изгоем. Он часто был душой компании и умел консолидировать вокруг себя людей, пользовался вниманием девушек и всегда мог дать дельный совет. Был другом для всех и никого не оставлял в беде, даже если его альтруизм играл с ним злую шутку. Но никто не мог дать ему того сокровенного, что давал ему его дедушка. В какой-то период времени Эрион даже пытался топить горе в вине, однако, обладая острым умом и рациональным мышлением, он быстро пришел к выводу, что, во-первых, вино — это дорого, а во-вторых, трезвый ум — лучший соратник. К своим годам он уже видел и смерть, и колыбель жизни — так он назвал лоно женщины. Эрион имел весьма специфические взгляды на жизнь, а его жизненная философия сильно отличалась как от философии простых людей, так и от философии учёных высокой школы.
Уже смеркалось и фонарщики ходили и зажигали фонари вдоль главных улиц города. К счастью для Эриона, его путь почти полностью пролегал по главной улице, лишь перед самой гостиницей он сворачивал в тёмный переулок, где он знал каждый камень, ведь ходит там он уже пять лет.
— Завтра снова в эту школу, снова этот козел Виконт будет мне докучать. — рассуждал в своих мыслях Эрион. — Неужели мне ещё целых пять лет придётся видеть его наглую морду? Почему опять я должен перед кем-то за что-то оправдываться? Что хочу, то и читаю.
Жизнь в городе постепенно близилась ко сну, люди закрывали ставни, тушили свет. Глашатаи давно ничего не вещают, а магазинчики уже закрыты. Изредка по каменной мостовой проезжали повозки с лошадьми, чаще всего это были работники ремесленников, которые возвращались в свои дома на окраину города. Кто-то шёл пешком, где-то был слышен стук копыт лошади с всадником. Казалось, что вот-вот город полностью уснёт и ни души не останется вокруг. Такое ощущение длилось лишь мгновение, ибо когда ночь полностью вступала в свои права, улица преображалась полностью.