И я замолчал, чувствуя на себе горячий взгляд удивлённой и раздражённой Уральты и восхищённые взгляды девиц и служанки.
— Ты мастак говорить, а знаешь ли ты, как я забираю сердце? — зашипела Уральта.
— Пока нет, но я трепетно отношусь к каждому открытию в своей скучной жизни.
— Но готов ли ты к такому открытию, господин Переяславский? — захохотала госпожа фей.
Мурашки пробежали по коже от её хохота.
— Калхея, свободную шкатулку.
— О, госпожа, позвольте мне не видеть… — вскричала служанка.
— Ступай за шкатулкой, а другим скажи, чтобы меч наготовили: он пригодится господину Переяславскому. А вы… вы стоите на своём?
— Увы, мы далеко от Англии, но всё же я помню, что джентльмены не бросают слов на ветер.
Уральта искоса поглядела на меня.
— Вы упрямый мальчишка, который не понимает, что может заслужить благосклонность феи Тауфтанского предгорья, обласкав пять славных девушек. Так нет, вы поступаете вопреки здравому смыслу, обрекаете себя на гибель.
— Это замечательно. Мне казалось, что это вы обрекаете меня на гибель.
— Довольно, гнусный мальчишка!
— А вот сие, извольте сказать, свинство, — молниеносно вставил я.
Уральта как-то резко обернулась, и на миг мне показалось, что на её месте стоит высокая страшная старуха в плаще. Видение исчезло, но успело засесть в моей памяти, и я решил, что надо действовать, пусть и вслепую.
Заклинание родилось в голове за секунду, потом в руку скользнула огненным ручьём магия, и я одним движением швырнул Уральту на край кровати, откуда она свалилась и скрылась из виду. Вторым движением я расшвырял девушек по полу, третьим взломал дверь, разлетевшуюся в щепки. Я удивился своей силе и побежал по коридору. Когда я влетел в помещение, где лежала на диванах моя брошенная одежда, я невольно замер от странного зрелища: непристойные картины вдруг лопнули, холсты порвались, а через секунду на пол спрыгнула пара нагих силачей, готовых растерзать меня. Я послал в них заклинания, но мужи оказались неуязвимы: они шагали на меня с холодной яростью. Попытки драться тоже не увенчались успехом: меня швырнули сначала на один диванчик, потом на другой (этот не выдержал удара и развалился), а совсем скоро я был схвачен за руки и плечи и уж не имел возможности сопротивляться.
— Ты отдашь мне сердце, — с силой в голосе сказала явившаяся Уральта.
Я понял, что это не угроза и не изъявление собственной воли, это заклинание.
Щёлкнула крышка шкатулки.
Пламя полыхнуло перед моими глазами, острая боль мечом рассекла грудь, и каким-то осколком я мысли пожалел, что не теряю сознание. Силы разом истекли из меня, я обвис и упал бы, если бы меня не держали явившиеся из картин господа.
— Ты отдашь мне сердце, — повторила госпожа фей.
Сквозь туман, окутавший глаза, я видел, что одна рукаеё держит шкатулку с откинувшейся крышкой, а другая — облекается серебряной перчаткой.
Раздираемый болью я мечтал умереть, но жизнь не уходила в этот скорбный час.
— Я забираю твоё сердце, — сказала Уральта.
Её серебряная рука прикоснулась к моей груди, а потом вошла в неё. Я заскрипел зубами. Рука шевелящимися в моей плоти длинными пальцамиохватила сердце, сжала его и вырвала. Мой вопль эхом прокатился по стенам, а я почувствовал, как образовавшуюся пустоту заполняет колючий холод, как он растекается по моим жилам, как пьянит и усыпляет. Я увидел своё сияющее сердце, которое упало на дно шкатулки и скрылось за звякнувшей металлом крышкой.
— Ты ещё придёшь за ним, я клянусь, — проговорила ровным каменным голосом Уральта. — Ты придёшь, и тогда я буду первой в очереди и выкачаю из тебя семя до капли, ты будешь молить о пощаде, будешь просить умерить свою страсть, но я не услышу тебя, а потом ты станешь всего лишь образом на одной из бесчисленных моих картин. Так и знай.
Я слышал каждое слово, падающее на меня. А боль не угасала, она всего лишь скрывалась под наводняющим меня равнодушием и бесчувствием, грозя через некоторое время вернуться с новой силой, чтобы жечь меня и мучить.
— Калхея, одень его и дай ему меч, которым он должен будет сражаться в проходе. А вы, — обратилась Уральта к нагим силачам, — подождите, пока Калхея справится, а потом в её сопровождении отведите его к вратам, открывающим подземный путь наверх. Как выполните это поручение, приходите ко мне оба, потешите меня, обласкаете вдвоём: мне скучно.
— Да, госпожа, — кивнули силачи и оторвали меня от земли, чтобы Калхея могла через ноги надеть мне нижнее бельё.
Голова моя болталась на груди, и с трудом приподняв веки, я увидел, как Уральта уходит.
— Ведьма, — прошептал я сухими губами, и шёпот мой оказался неожиданно громким.
Калхея ахнула, а Уральта остановилась, обернулась, презрительно посмотрела на меня и залилась низким удушающим смехом.
— Это всё, на что ты способен, малыш? — весело спросила она. — Что ж, я уверена, что через полчаса тебя загрызёт одна из множества обитающих в проходе тварей, и тогда ты приползёшь ко мне за сердцем, приползёшь на коленях и будешь умолять быть не такой жестокой, какой я бываю в гневе. Я жду тебя, господин Переяславский. Калхея, поторопись. Довольно ему тут болтаться, меня воротит от его бессилия.
Фея-служанка справилась быстро, ловко действуя своими маленькими белыми ручками, силачи подхватили меня и потащили через коридоры и многочисленные двери. Но в комнате с купидонами они остановились, дав возможность этим маленьким любвеобильным существам как следует поглумиться надо мной. Скоро лицо и волосы стали мокрыми и липкими, потому что я не имел сил сопротивляться их унизительным забавам. Когда я перестал быть предметом веселья, силачи поволокли меня дальше, и скоро я увидел перед собой каменную плиту, которая сейчас же была сдвинута. Нас окатило сыростью и гнилью.
— Сражайтесь, господин Переяславский, — сказала мне с некоторой теплотой Калхея, — сражайтесь, пока у вас будут силы.
Силачи занесли меня в тёмную комнату, с которой начинался мой путь наверх, бросили меня на холодную землю и задвинули плиту. Надо мной сомкнулась тьма, и последние звуки стихли.
Позади страшная бездна разврата и оргий, но я не знал, ведёт этот проход на поверхность, где светит солнце и где существует между людьми чистая любовь, или с каждым шагом я буду всё ближе к бездне, из которой не возвращаются.
Свиток четырнадцатый Опасности и встреча
Трудно сказать, сколько времени я пролежал, уткнувшись лицом в землю. Я потерял счёт минутам, которые были наполнены видениями и ужасными сценами страсти, сменяющими одна другую до бесконечности. Знаю только, что продрог и тело моё задеревенело. И всё же я не сразу ощутил даже эту одеревенелость, не говоря уж о более сложных чувствах. Я понял, что лежать более нельзя, что если я нынче, сейчас же, в эту секунду не поднимусь, то уж более не поднимусь никогда. Где-то на краю сознания вспыхнула уверенность, что у меня хватит сил перевернуться на бок, а уж потом, движение за движением, сесть.
После нескольких попыток мне это удалось. Это был мой первый праздник, моя первая победа. Потом, провозившись минут пять, я стряхнул со спины сумку (руки двигались плохо, я не мог их заломить так, чтобы ухватиться за ремни на плечах). Помогая себе ладонями и ногами, я повернулся и на ощупь (липкая тьма давила на глаза) стал искать милую сердцу пташку.
Сердце… В груди уже не было той раздирающей сознание боли. Грудь саднила подобно тому, как тлеют угли отгоревшего костра, напоминая о пламени, что совсем недавно пылало, устремляясь в небо. Саднящая боль переплеталась с ощущением холода, словно в грудь вложили кусочек льда. «Неужели я могу жить, дышать, ходить без сердца? Разве люди могут жить без сердца? Или то, что сделала со мной Уральта, всего лишь магическая уловка?» — так спрашивал я сам себя и не находил ответа.