— Так и есть.
— А мне кажется, назвал.
— Нет же.
— Быть может, вы прослушали? — подбросил догадку старец.
— Исключено. Впрочем, если вы не желаете называть своё имя, я могу высказать предположение, что вы — старец Авенир.
— Не дурно, — заметилспутник. В голосе его звучало нечто, похожее на похвалу.
— Что?! — невольно вырвался возглас. Я попал в точку!
— Если ты туг на одно ухо, перейди на другую сторону и впредь будьвнимателен. Полагаю, виной может быть сера или грязь, забившая ушные раковины.
— Да нет же, нет! — снова воскликнул я, но тут же заставил себя успокоиться. — Вы сказали, что вас зовут Авенир, а это значит, что вы тот самый великий старец, к которому я шёл за сведениями.
— Сведения ищут в библиотеке, мой дорогой, — едко заметил старец.
— Я шёл к вам за советом…
— Советы раздают направо и налево холёные мужи в накрахмаленных сорочках, с надушенными бакенбардами и с дымящимися трубками в зубах.
— Хорошо, — быстро согласился я, окрылённый встречей, — если вы всё отвергаете, то я пришёл к вам просто так, ценя ваш опыт и ваши знания.
— Вот уж не знал, что нуждаюсь в оценки моих знаний каким-то мальчуганом.
«О, Небо… Но меня предупреждал о характере Рыцарь ночи», — подумал я и выпалил:
— Велел кланяться Рыцарь Ночи.
— О, этот повеса всё такой же задира, болтун и пьяница?
Я был ошеломлён мнением старца о собственном ученике.
— Вы изволили сказать «задира»? Он храбр, как лев, и скромен, как весенний луч. Болтун? Он интереснейший рассказчик и к тому же честен. Пьяница? Его твёрдая натура едва ли позволит ему испить лишнюю чашу вина.
Старец тихонько засмеялся.
— Нет на свете людей, которые бы совмещали все описанные тобой качества, сударь мой. Ты сам ещё тот сказочник и тоже, видать, болтун, задира и пьяница.
— Мнение о людях — отражение наших собственных качеств, — не выдержал я.
— Однако, сударь… — старец несколько растерялся, а мне стало страшно, что разгневается. — За такие слова я должен был бы гнать тебя в три шеи, а меж тем, язык твой не даст мне скучать. И ты напрашиваешься ко мне в ученики?
— Вероятно…
— Вероятно?
— Полагаю, так…
— Полагаешь?
— Я не уверен…
— Если ты не уверен, что хочешь быть учеником, значит, ступай прочь! — Авенир махнул палкой в сторону одной из гор. — Убирайся с глаз моих!
Признаюсь, я струхнул.
— Нет, Авенир, постойте, послушайте. Мне нужна ваша помощь, но время не ждёт. Я не уверен, что могу стать вашим учеником только по этой причине.
— Что ж поделаешь, — вздохнул старец. — Ты просто выбираешь спешку, а не меня и мою помощь. Лети, пылай, греми дальше.
— Но мне нужна ваша помощь! Скажите, что я должен делать, и я буду это делать.
— Ох, юноша, почему же все с такой радостью накладывают на себя цепи? Почему сразу «должен»? Хочешь — делай, не хочешь — не делай. Твоя воля. Хочешь обрести знания — ступай за мной. А если тебе важнее галопом проскакать по Уралу — проваливай и не отвлекай меня от созерцания мирного жития.
— По-вашему, так всё просто! — воскликнул я. — А ведь я ищу девушку, и должен найти её в кратчайшие сроки. Каждый день дорог… Это мой долг — найти пропавшую.
По тропинке мы неожиданно вышли к озерцу, находящемуся меж двух склонов. Поверхность воды казалась свинцовой.
— Человек ничего никому не должен. Всё, что он делает, по его воле. Ты ищешь девушку, потому что так желаешь в глубине души своей, а долг здесь совершенно не при чём. Запомни это. Нам только кажется, что мы связаны какими-то обязанностями и долгами, но подует слабый ветерок, и от этих обязанностей останется пустое место. — Так говорил ровным голосом Авенир. — Давай начистоту: я нужен тебе, а ты нужен мне. Но я не выношу спешки. Если хочешь, чтобы я тебе помог, то ты должен подстроиться под меня, должен вести такой образ жизни, какой веду я. Ты должен называться моим учеником. Я не энциклопедия с ногами, сыплющая умными словесами. Я отшельник, который больше всего ценит золото одиночества и тишины. Ты хочешь, чтобы я помог тебе? Тогда забудь о времени. Признаюсь, ты мне интересен и… нужен. Я ведь вижу, что с тобой случилось. У тебя отняли сердце, а значит, ты можешь помочь мне раз и навсегда покончить с одним весьма сложным делом. Так.
Я не мог поверить своим ушам, и при первой возможности повторил:
— И что же я должен делать?!
— Пока лишь одно, юноша: не думать о времени.
— Это трудно, ибо…
— Я не спорю: очень трудно. Но это единственное требование и условие, которым я поступиться не могу. Принимаешь ли ты его?
«Авось как-нибудь его потороплю», — подумал я, и тут же убоялся собственных мыслей: а вдруг старец читает их?
— Да, принимаю, — вымолвил я, полностью не осознавая, что значат сказанные мною слова.
— Готов во всём повиноваться мне?
— Готов.
Старец протянул руку и посмотрел мне в глаза длинным глубоким взглядом. Наши руки сомкнулись, и тело моё содрогнулось. Я почувствовал головокружение.
— Что это, Авенир?
— Клятва, Николай, — тихо и серьёзно ответил старец. — Теперь мы связаны. Ты — мой ученик, я — твой учитель.
— Вот как…
— Теперь слушай. Ты не можешь зайти в мой дом таким грязным. От тебя исходит ужасная вонь.
— Серьёзно?
— Я едва держусь на ногах.
Мы немножко посмеялись.
— Ты должен искупаться…
— Не против, если честно…
— Искупаться в этом озере.
— Что?! — воскликнул я. — Но ведь холод собачий!
— Он-то и зажжёт в тебе огонь, которого ты лишился вместе с сердцем.
— Огонь?… — лишённым уверенности голосом переспросил я и поглядел на спокойную водную гладь и небо, затянувшееся серыми облаками. Мурашки пробежали по телу. — Я не уверен, что…
— Ты не уверен? — несколько с ядом спросил Авенир. — Ты полагаешь, что твоя уверенность имеет какое-либо значение после того, как ты стал моим учеником? Уверен я, остальное неважно. — Он помолчал. — Снимай сумку и сапоги. Я знаю пару заклинаний, которые воду сделают тёплой.
Я вздохнул. По поводу купания поздней осенью у меня были большие сомнения.
Скинув сумку и стянув сапоги, я замер, ожидая своей участи. Ноги сразу ощутили идущий от земли холод.
Авенир ухмыльнулся сквозь усы, присел, окунул палец в воду и снова выпрямился.
— Отставь сапоги и сумку немного дальше. Вот так. Готов?
Я судорожно кивнул. Старец щёлкнул костлявыми пальцами, и нечто, мягко говоря, неожиданное. Я ко всему был готов, но не к тому, чтобы одежда моя покрылась плотным шипящим пламенем. Я оказался весь охвачен огнём! Я опустил глаза и увидел, как пылает моя грудь, пылают ноги и руки. Я закричал изапрыгал на месте.
— В воду, болван! — хохотнул Авенир, указывая корявой палкой на озеро.
Вот он единственно спасительный выход — кинуться в ледяное озеро!
И я прыгнул.
Хотя огонь на одежде мгновенно потух, меня охватило ещё более горячее пламя ледяной воды. От дикого восторга я зарычал, как зверь, убивший смертельного врага и ликующий над его распростёртым телом.
Вода сомкнулась над головой. Я нырнул ещё глубже, потом вынырнул и увидел, что одежда тает, расползается, и отвалившиеся куски подхватываются водой и уносятся прочь. Я вновь нырнул, потеребил волосы, сделал большой круг, дыша тяжело, но сладостно, и выбрался на берег. Слабый ветерок, которого я до погружения и не замечал, лизнул моё мокрое тело, и оно тотчас покрылось пупырышками. Я задрожал, зубы застучали, но в груди, в подтверждение слов старца, стало горячо и приятно, как будто сухой растрескавшийся кувшин наполнился вдруг тёплым парным молоком.
— Хватай сумку и сапоги и ступай за мной, — велел Авенир, стоявший здесь же и внимательно наблюдавший за мной.
— Э, как вы поступили, — с укором заметил я, но старец только рассмеялся.
— Я зажёг в тебе огонь. Не отставай!
Тропка, по которой мы шли, поднималась по склону, изредка виляя меж больших серых камней и невысоких молодых сосенок. Авенир, как только проговорил последнее слово, совершил такое, отчего у меня открылся рот: без каких-либо признаков приготовления, резких движений и — что самое удивительное — без магии взял да и растворился в воздухе, появившись далеко впереди, перед крутым поворотом тропинки. Я на минуту замер, поражённый, сбитый с толку, а потом бросился вперёд, чтобы не потерять старца из виду.