— Судя по тому, что я живу и здравствую, у этих пёсиков с нюхом сплошная беда, а лаять они так и не научились.
— Я удивляюсь тебе, Николай…
— Вас не допрашивали на предмет общения с Николаем Переяславским?
— Допрашивали. Рубовский обещал приехать черездня три и допросить вновь.
— Неужели? — воскликнул я.
— Скрыться нельзя, Коля. Поэтому я весь разговор с тобой буду вынужден открыть ему.
— Не проблема. По этому поводу ты не должен переживать или суетиться. Передай каждое моё слово. Пусть думает, что я в столице, и что он, Рубовский, отстаёт от меня всего на один тёмный переулок.
Василий негромко хохотнул. Карету занесло на повороте, и он сделался серьёзным.
— Это ещё одна пощёчина Рубовскому. Я не знаю, что ты задумал, Николай, но будь осторожен. Задержаться в столице на пару дней для тебя всё равно, что пустить пулю в лоб.
— Я хотел спросить напоследок, что ты и другие мои… друзья… думают обо мне.
Василий положил ладони на колени и приблизился ко мне. Я ощущал его хмельное дыхание.
— Кто-то тебя подставил…
Я пожал ему руку.
— Спасибо. Теперь я знаю, чего и сколько мне следует опасаться. — Я нехотя выпустил его горячую руку и добавил кованым голосом: — Клянусь честью, Вася, вы не ошибаетесь.
Через секунду карета распалась, по глазам мазнули ночные огни, тёмная земля скользнула подо мной тысячью замёрзших селений, рек, болот и лесов, и ноги опустились на камни перед жилищем Авенира.
Я поднялся на крыльцо и дёрнул позолоченную цепочку. Во чреве дома запел колокольчик. Я стал ждать. Скоро дверь распахнулась, и камердинер с лягушечьей физиономией и в напудренном парике спросил меня, что надобно.
— Николай Иванович Переяславский. Доложи, что по срочному делу, — сказал я и сунул слуге визитную карточку.
Лицо камердинера как-то даже позеленело и вытянулось. Он судорожно кивнул и захлопнул дверь.
Минута тянулась очень долго. Я не раз похолодевшими пальцами нащупывал сквозь одежду пистолет. Наконец, дверь приоткрылась, но не сильно. Цепочка пересекала лицо камердинера.
— Кирилла Александрович изволили сказать следующее: как вы смеете являться к столь честному господину, как Рудовский? Он требует, чтобы вы немедленно удалились, а не то он оповестит жандармерию.
— Рубовский, Рудовский… — с усмешкой пробормотал я.
— Что? — спросил слуга и ахнул.
От лёгкого движения моего пальца цепочка слетела с петли. Я толкнул дверь и шагнул в помещение.
— Как вы смеете…
Фраза оборвалась, потому что я щёлкнул камердинера по лбу. Человечек зашатался, но я, будучи джентльменом, с заботой усадил его на диванчик у стены. Можно было подумать, что слуга решил вздремнуть. Никому и в голову не придёт, что он без сознания.
Не снимая одежды, я зашагал по коридору. Он вывел меня в гостиную, в которой за столиком в гордом одиночестве раскладывала пасьянсы пожилая дама, сразу же оглянувшаяся на звук моих шагов и охнувшая от неожиданности.
— Сударыня, — раскланялся с важностью и поспешностью, — прошу прощения за беспокойство. Срочнейшее дело, сударыня. Кирилл Александрович дожидаются…
— Что ж, — пролепетала дама, не спуская с меня больших удивлённых глаз, — муж мой у себя.
— Благодарю, сударыня. Спешка-с, вечная погоня… — со вздохами я покинул гостиную и проследовал в другой коридор, опираясь на собственное чутьё.
И вот перед глазами заветная дверь с золотой табличкой (иные себялюбивые господа даже в доме таблички вешают). Пистолет скользнул в руку.
«А всё-таки я стал хладнокровнее, — подумалось мне, — когда… когда потерял сердце».
Я толкнул дверь и сделал шаг.
Как и случается в важные моменты жизни, время почти остановилось.
Небольшая бумажка сначала находилась в воздухе, потом погрузилась в пламя камина, упала на лопнувшие от жара поленья, съёжилась и распалась. Рудовский выпрямился, повернулся в мою сторону и отшатнулся.
— Сядьте, — приказал я и движением пистолетного дула указал на большой чёрный кожаный диван.
Кирилл Александрович, не сводя с меня глаз, медленно прошёл к дивану и сел.
— Вы не успеете скрыться, — сказал он спокойно, хотя нижняя губа отчаянно дрожала. — Жандармы сейчас будут здесь…
— Через минуту? Сойдёт. Мне-то она и нужна, эта минута. Вы знаете, кто я?
Рудовский кивнул.
— И вы полагаете, что знаете, зачем я пришёл?
— Если преступник врывается в дом честного человека среди бела дня с оружием в руках, то можно ли надеяться, что он пришёл с добрыми намерениями?
— Я не собираюсь убивать вас, Кирилл Александрович. Если бы я хотел причинить вам вред, то ваша супруга, раскладывающая пасьянсы в гостиной… — Рудовский побледнел, — была бы мертва. Но она вместо свинца приняла мой вежливый поклон… А теперь к делу…
Моя рука, державшая пистолет, опустилась, но Рудовский теперь смотрел на меня почти с изумлением.
— Я пришёл к вам только как к большому специалисту по Уральским горам. Вы поделитесь со мной кое-какими сведениями, я же клянусь, что они не будут обращены во зло. Если же вы откажитесь отвечать на мой вопрос, мне придётся угрожать вам и, быть может, даже убить вас.
Рудовский вновь судорожно кивнул.
— Мне попал в руки небольшой драгоценный камень, настолько прозрачный, что при ином освещении есть вероятность не увидеть его. Но у него прекрасно обработанные грани. Самое же удивительное, что, когда мы провели некоторые химические опыты, дабы выявить состав камня, он превратился в воду с примесями серебра. Если вы знаете или догадываетесь, какого происхождения этот камень или знаете лиц, владеющих подобными драгоценностями, прошу вас, умоляю вас, ответьте!
Я сделал несколько невольных шагов к Рудовскому, а тот изменил своё положение, выпрямившись и прижавшись к спинке дивана. По его взгляду трудно было определить, понимает ли он хотя бы одно моё слово.
— Молодой человек, — медленно проговорил Кирилл Александрович, — молодой человек… мне кажется… — тут он вдруг поднялся и грозно посмотрел мне в глаза, — я думаю, вы блефуете.
— Что… — сорвалось с моих губ, и теперь пришёл черёд удивиться мне.
— Я думаю, сударь, что вы больны, вы бредите, а пистолет… дайте его сюда… пистолет не заряжен, если он вообще настоящий. Дай сюда! — заорал Рудовский мощным баритоном так, что звякнул в шкафу хрусталь.
Ещё одно мгновение, и Кирилл Александрович бросился бы на меня и попытался бы разоружить. Я уже чувствовал, как тело его теряет равновесие, устремляясь вперёд. Я поднял пистолет, направил его на окно и нажал на курок. Грохнул выстрел, посыпались стёкла, а за стенами завизжала женщина. Рудовский вздрогнул то ли от выстрела, то ли от поданного женщиной голоса.
— Вы забываете, — прошипел я, бросая на пол один пистолет, выхватывая другой и направляя в грудь Рудовского, — забываете, что своими необдуманными действиями можете лишить жену мужа и дочь любящего отца. Отвечайте! — голос мой пылал гневом. — Говорите, что вы знаете о камне, состоящем из воды! Немедленно!
— Я… я… — заикаясь, начала Кирилл Александрович.
— Сядьте! — рявкнул я.
Не дожидаясь, пока Рудовский упадёт в изнеможении на диван, я с помощью заклинания передвинул тяжёлый комод под дверь.
— Мне кажется… кажется…
— Пустите! — послышался испуганный голос за дверь, сопровождаемый ударами слабых женских кулаков.
Рудовский заворожено смотрел на дверь.
— Говори! — зашипел я и со щелчком снял пистолет с предохранителя.
От щелчка Рудовский задрожал мелкой дрожью. На морщинистом лбу его выступили капли пота.
— Мне кажется… — сухими губами проговорил Кирилл Александрович, едва слышно, — вы говорите о… о росе Лунного Древа.
— Роса Лунного Древа? — переспросил я.
— Пустите, пожалуйста, умоляю вас! Кирюша… тут… стреляли. Кирюша! — рыдали за дверью.
— Я слышал о ней… давно, но ни разу не видел.
— Где же растёт Лунное Древо?
— Разумеется, в Лунном Царстве.