Они вместе слушали концерт. Щука держался на сцене молодцом. В антракте он поймал Семена за руку.
— Хозяин решил оторваться от неотложных хозяйственных дел. Слушайте, голубчик, а чего бы вам в самодеятельности не поучаствовать? Ведь вы же недурно играете на гитаре. Я слышал.
Да, было как-то… Увидел Семен у новых квартирантов гитару. Провел пальцем по струнам. Звучная. Брала его в тот день непонятная грусть, и играл он, помнится, с удовольствием. И все мечтал, чтобы услыхала Елена.
Он провожал Елену. Говорили мало. У Семена был какой-то натужный голос (такой голос тяжело слушать), и Семен, как ни старался, не мог его изменить. Он очень чинно держал ее под руку, понимая, что эта чинность немного старомодна и смешна.
Возле дома Елены Семен сказал:
— А в поселке, где я раньше жил, сейчас уже холодище, наверно. Вьюги там. Скажите, а вы любите вьюги? И я тоже почему-то. Особо, если морозу большого нету. А вообще-то мало кто любит. Слушайте, а давайте поедем куда-нибудь на север, — добавил он неестественно бодро.
Она промолчала.
Человек этот то казался ей совсем чужим, а то был вроде бы удивительно близок.
Он на диво трудолюбив. Если б с таким же рвением он взялся за учебу.
Семен чем-то напоминал отца. Она долго думала, чем. Мягкостью характера? Да. Но у отца это казалось проявлением интеллигентности. А тут воспринимается, пожалуй, как слабость. Трудолюбием?.. Отец тоже все время находил себе работу. Но у того она была благородной, осмысленной. Как и Семен, все торопился, нервничал. Ходил к больным даже в выходные. Ночами стучали: «Мирон Константинович, помогите!» И он нахлобучивал на глаза старомодную шляпу. Жили в общем-то бедновато. Но Елена не помнит, чтобы когда-нибудь был разговор о зарплате.
Чем же похож?.. Может быть, улыбкой застенчивой, как бы говорящей: «Вы уж извините». И робким движением руки, — неловко приглаживает волосы, хотя и нет в этом необходимости. Есть и еще что-то неуловимо сходное у обоих, а что — не скажешь.
Детство у отца — он об этом не раз рассказывал — тоже было нелегким. Дед Елены, пьяница-сапожник, был скандалистом и сквернословом. И если б не бабушка, добрейшая, терпеливая женщина, неизвестно, что бы стало с отцом. В институте отец учился, когда стариков уже не было в живых.
Конечно, в Семене есть что-то примитивное. Но Елене казалось: из парня этого можно вылепить что угодно. Работы ваятелям будет много. А материал для лепки, кажется, вполне подходящий.
Ей теперь хотелось видеть его. Нет, как мужчина он не нравился Елене. Да и кому из женщин мог понравиться! Странная вещь все-таки сердце женское. Еще в школе она влюбилась в одноклассника, красивого эгоистичного весельчака, острослова и гордеца, за которым бегали все девчонки. Елена стыдилась своей любви. Судьба, будто нарочно, сталкивала их: одна и та же школа, общие друзья. Он был проницателен. Сказал ей однажды: «Какие глаза у тебя. Такие бывают только у сумасшедших и у влюбленных. На сумасшедшую ты вроде бы не похожа». Усмехнулся и как-то незаметно, ловко обнял ее. Возмутилась. И, кажется, с этого вечера началось… Он настойчиво ухаживал за ней, и когда Елена стала учиться на последнем курсе медицинского, предложил пожениться. Она была в ту пору легкомысленной. Несомненно. Ведь видела же, что он за человек, но, ослепленная любовью, уверяла себя: это у него пройдет, она перевоспитает его. Ха-ха, перевоспитает! Попробуй, такого перевоспитай. Вскоре после замужества Елена увидела совсем другого человека. Куда девалась его веселость. Он был веселым только на людях, а дома молчал, сопел и злился. Остроты, которые прежде забавляли и восхищали Елену, были не его собственные. Он записывал их в толстый блокнот, услышав или вычитав где-либо, и ловко ввертывал в свою речь. У него вообще была удивительно цепкая память, которую все, в том числе и Елена, принимали за ум. И это унизительное вранье. Он страшно много врал и так, что не сразу заметишь.
Семен по сравнению с ним — невинное дитя. Ей хотелось помогать Земерову, исправлять его. Такое чувство у ней появлялось всегда, когда видела она ребенка, обиженного судьбой. Что бы сказала она, узнав, что и у Семена тоже с самого начала появилось странное, непонятное желание покровительствовать ей.
9
— Сергей Иванович! — позвал Семен Бетехтина, когда тот проходил в цехе мимо него. — Я хотел поговорить с вами.
— Ну!
— Это насчет того…
— Чего «того»?
— Помните вы говорили в клубе?