— Ну да, все, — хохотнул Яшка. — Они напишут, только читай. Забудь, что было, понял? Знать ничего не знаешь. Я запрятал так, что тысяча чертей не найдет. Полежат до лета, а там сообразим.
— Пригрозить надо тому сволочуге.
«При-гро-зить», — едко усмехнулся Яшка.
Леонид ругал себя, что в тот злосчастный вечер поддался спьяна на уговоры Караулова и впервые в жизни пошел на такое дело.
А Яшка? Яшка тоже боялся. Боялся, что если раскроют кражу, то начнут, пожалуй, копаться и дальше и докопаются (нынче и в самом деле умеют) до других, самых разных, грешков Яшкиных; совершал он их и здесь, и на Урале, где жил когда-то. Они, эти давние грешки, не особо беспокоили его прежде, но с каждым днем думы о них становились все более навязчивыми. Вот и давеча в разговоре с придурком Земеровым он вроде бы побледнел, чего с ним никогда не бывало. И взгляд у того телка…
Яшка запугивал трусоватого, неустойчивого Сысолятина и врал ему с три короба о своем разговоре с Земеровым.
…Лекция в клубе закончилась около девяти. Семен шел по деревянному мосту, тоскливо поскрипывавшему от ветра, он был очень древен этот мост и по нему не ездили даже на лошадях, только ходили.
Вечер был темен. Зима в этот раз припозднилась: вместо снега слякоть, река у берегов покрылась льдом, но посредине все еще текла жгуче черная вода, ветер нес в реку мокрый снег.
Тяжко, погано было на душе у Семена. Какое-то странное неприятное волнение овладевало им.
Раньше Семен не занимался самоанализом, не предавался слишком глубоким раздумьям. Потому, видимо, что все время работал. Мысли наплывали случайные, отрывочные и больше о том, как быстрее закончить дело, за которое взялся. Отношение к себе у Семена было двойственное: он понимал, что робок, необщителен, боязлив, и презирал себя за это. А работоспособностью своей гордился. Многие люди, которых знал Семен, казались ему болтливыми и ленивыми. Странно, что мало кто замечает, как старательно работает он, Семен. В цехе замечают. Но ведь он еще больше работает дома. Часто подсмеиваются над ним, язвят. Щука сказал однажды: «Гляжу на тебя, мил-человек, и диву даюсь: с виду ты совсем не похож на предпринимателя». «Если роблю много, значит, обзывать меня надо?» — угрюмо отозвался Семен. «Как хочешь считай, а все же ты молишься злому богу-стяжательству». Разозлился тогда Семен на Щуку. И, кажется, зря. Конечно, старикан — язва порядочная, но откровенен и доброжелателен. Хороший старик. Елена им нахвалиться не может. Только зачем он так уверенно говорит: «Стяжатель?» И Семеныч с Бетехтиным… У тех другие слова, а смысл тот же: «Всю жизнь, товарищ Земеров, подчинили деньгам. Только бы больше, только бы больше!.. Не живете, а прозябаете. Эх вы!» Профорг поджидает его после смены и дорогой одно и то же поет. Да и Елена… Все! Как они смотрят на него… А ведь деньги Пелагея Сергеевна кладет на свои две сберкнижки, у Семена сберкнижек нет, и в карманах — шаром покати. Правда, один дом записан на него, но это так, для виду. Навроде батрака стал. И не будешь каждому говорить об этом. Он часто злится на мать, все в ней, даже уверенная, покачивающаяся походка, стало раздражать его. Когда узнала, что Семен будет учиться в вечерней школе, аж позеленела от злости. Хорошо он ей ответил тогда: «Ты, мамаша, как с прошлого века…»
Уйти бы, куда глаза глядят, уйти в чем есть.
Семен испугался этих беспокойных мыслей, вдруг нахлынувших на него, и недовольно кашлянул.
Где-то далеко на высоком берегу в свете фонарей появились редкие прохожие. На мосту, облокотившись на перила, стояли двое. Когда Семен подошел ближе, один из них выпрямился, и Семен узнал Яшку. Вторым был Леонид.
— Что вы тут стоите?
— Увидели идешь и вот… решили подождать, — ответил Яшка.
Они оба, кажется, порядком подвыпили.
Семену было как-то не по себе.
По противоположной стороне моста прошагал мужчина.
— Подожди, потолковать надо, — сказал Яшка Семену.
Леонид прятал голову в воротник пальто и не то всхлипывал, не то задыхался.
— Что это с ним?
— Заболел. Брюхом мается. К врачихе твоей поведем.
Кажется, Яшка издевался. Да, конечно. Семен понял это, но ответил серьезно:
— Его надо в «скорую помощь». Это вон туда, третий квартал от моста. Пошли, я почти до конца пройду с вами.
— Подожди, потолкуем прежде.
Просто вроде бы проговорил слова эти обычные. И тихо. Но в голосе Яшкином Семен почувствовал что-то угрожающее. И странно: тут же услышал он тяжелый, холодный плеск волн, а до этого вроде бы и не слышал. И снег… Он тоже тяжелый, липкий…
— Ну! — сказал резко Семен, чтобы приободрить себя.