— Ну что ж… — она прошлась по избе и остановилась у комода, на котором лежали дамские золотые часы, купленные Семеном в комиссионном по сходной цене.
— У такого жадины, как ты, и такие симпатичные часики.
— Нравятся?
— Говорю — симпатичные. — Она стала примеривать часы.
— Возьмите, если нравятся.
— А что? И возьму.
— Возьмите.
— А я и в самом деле возьму.
— Берите, берите.
«Будто плата за вчерашнюю любовь». Он поморщился, она заметила это и спросила:
— Жалко?
— Вовсе нет.
— Нет, так нет. А, знаешь, ты глуп как сто баранов.
Вечером пришел Яшка. Собака была отвязана и бросилась на него. Семен не успел крикнуть, собака не успела укусить — полетела, отброшенная Яшкиным сапогом, и забилась в конуру, повизгивая.
Яшка подошел к окну, поманил Семена пальцем, как манят маленьких.
— Выдь на минутку.
Семен вышел.
— Как делишки?
— Ничего.
— Слыхал я, что отшвартовываешься от нас.
— Не пойму, о чем речь.
— Память тебе отбило, видно. Забыл, о чем договаривались.
— А это о фруктах. Пустой разговор, слушай. И напрасно ты пришел меня уговаривать.
— Хм!
— А чужих собак, между прочим, бить запрещается по закону.
— Так! Вот что, много с тобой, с сукой, говорить не буду. Попомни: если будешь трепаться насчет меня… — Он погрозил кулаком.
Больше Семен ни к кому не ходил и все копошился по хозяйству. Еще много чего надо было сделать в доме на Пристанской, но Семена тянуло как магнитом к дому на Луговой. Он начал там строить веранду, большую — на пятнадцать квадратных метров, всю в стекле. Она была как раз напротив окна комнаты, где проживала Елена: не то, чтобы так требовалось в интересах дела, а просто ему хотелось этого. Елена частенько открывала окно и смотрела, как ловко Семен орудует топором и рубанком; Семену в такие минуты очень хотелось показать свое умение и силу.
Она спросила однажды, почему он избрал профессию столяра. Он ответил, что уж как-то так получилось.
А в действительности получилось не «как-то так». Еще будучи пятнадцатилетним мокрогубым школьником, влюбился он в кудрявую девчонку-одноклассницу, у которой отец был превосходным столяром. Девочка то и дело заговаривала о столярах, о мебели. И Семен стал уверять ее, будто любит столярничать и жить не может без таких вещей, как рубанок, фуганок. Позднее он поступил на работу в райпромкомбинат учеником столяра и полюбил эту профессию, по-настоящему.
— Учиться бы вам надо, — сказала Елена в другой раз.
— На кого?
— Ну, если вам очень нравится столярное дело, на инженера-строителя, на инженера по деревообработке или как они там у вас называются. А сперва, конечно, надо среднюю школу окончить. Ведь вы трудолюбивы, учиться будете хорошо.
— А к чему мне это? — усмехнулся Семен. — Вон у нас на комбинате молодые инженера по восемьдесят рублей получают. Даже у самого директора оклад сто восемьдесят. А я загоняю вдвое больше директора, — похвастал он, — если все перевести на деньги.
— Можно ли все переводить на деньги. Не так как-то у вас… — вздыхала она.
К Семену подскакивал, всегда внезапно, по-мальчишечьи Ефим Константинович Щука и, приподняв правую бровь, говорил:
— Что-то никак не уразумею, на кой лешак вам самому тюкать топором. Куда выгоднее и приятнее быть работодателем.
— Мы никогда не нанимаем, а всегда своими руками, — с некоторым намеком отвечал Семен. Ему казалось, что старик всю жизнь прожил трепачом и бездельником и сейчас тоже с утра до ночи баклуши бьет и треплется.
— Чудной ты, купец, — похохатывал Щука, — с великими странностями. Всех понимаю, а тебя не пойму.
«Пустомеля, окаянная, — про себя ругал старика Семен. — Всю жизнь прожил, а ни кола, ни двора».
Перед осенью старику, к удивлению Семена, дали квартиру в Большом поселке. И тут Семен узнал от Лены, что Щука вовсе не таков, каким казался ему. Ефим Константинович с четырнадцати и до шестидесяти лет проработал на обувной фабрике, поначалу простым работягой, а потом на разных начальствующих должностях. Когда было ему под сорок, он заочно окончил техникум. Жена его, фельдшерица, погибла на фронте. Была у старика однокомнатная квартирка, да отдал он ее брату, который заболел на Ямале чахоткой и приехал сюда с женой и четырьмя ребятишками. Говорят, старик читал запоем, любил рыбалку, шахматные турниры и лекции о международном положении, руководил где-то детским техническим кружком, его избрали депутатом горсовета и вообще он был в городе, что называется, на виду.