— Ушла она, — отозвался Горшков. — Сам видел. Я же рядом с тобой был, бросил в Долгодворова пакет с известью, но промахнулся.
Застонал Захар Яковлевич. Жадно стал глотать воду.
— Урядника Урванцева, ребята, не забудьте, — произнес он. — Старался побольнее бить…
Наплывал серый рассвет. Медлить было нельзя.
— Укроетесь пока в стоге сена, — сказал Леонид. — Я скоро вернусь. Привезу хлеба и воду. День придется пролежать здесь, а ночью перевезем.
Устроили в сене лаз, помогли перебраться туда Захару Яковлевичу и Мише, дали им винтовку, пять гранат, сорок патронов, И вот уже мягко проскрипели колеса дрожек, стало тихо.
Вставал рассвет. Миша задремал. Захар Яковлевич зорко посматривал в щелку за дорогой, охраняя сон сына. И вдруг замер. Шесть всадников мчались в сторону Севостьяново. И снова вокруг глухая утренняя тишина.
А казаки скакали в Севостьяново не случайно.
Как и предвидел Леонид Горшков, исчезновение арестованных обнаружили только при смене часового. Чех Марко весело шутил, развязывая солдата:
— Богу слава, что живым оставили тебя. Много их было?
— Трое.
— Не заливай, друг. На такое дело большевики ходят всегда целым взводом.
— Хотел бы я тебя видеть на моем месте.
Весть о побеге Кормильцевых привела Норенберга в ярость.
— Идиоты! — кричал он на разводящего. — Вам свиней пасти, а не арестованных! Живо часового под арест! Поднять по тревоге взвод конных казаков! Разослать нарочных в соседние поселки и деревни. И пусть казаки не возвращаются, пока беглецы не будут здесь.
В напряженном ожидании сидели на конспиративной квартире Казимира Купора Степан Голубцов и Василий Екимов. Густая осенняя тьма ночи неохотно уступала место безликой предутренней мгле. Василий Яковлевич подошел к окну.
— Чем ближе к рассвету, тем труднее будет Горшкову с ребятами возвращаться, — тихо сказал Екимов. — Чего они медлят? Или не удалось освободить Кормильцевых?
И снова в комнате безмолвие.
Легкий стук в дверь. Все замерли. Еще один стук. Приподнял голову Егор Полещук, спавший с полуночи на койке, рванулся рукой под подушку, к нагану.
— Тихо, — остановил его Голубцов, подходя к двери.
И третий стук. Все облегченно вздохнули: свои.
— Открывай, — кивнул Голубцов Казимиру.
Вошел улыбающийся Леонид Горшков. На лице — ни капли усталости. Кивнул головой и сказал:
— Все в порядке.
— Молодцы, ребята, — кивнул Екимов, когда Леонид обо всем рассказал. Помолчав, обернулся к Полещуку: — Через часик-другой, как появится на улицах народ, езжайте в Челябинск к Софье Авсеевне. Сообщите все, что слышали от Горшкова. Возможно, там примут меры по спасению людей, которых отправляют из Челябинска в поезде смерти. Привезите два паспорта, пропуска. Кормильцевым здесь оставаться нельзя.
— Хорошо, — мотнул головой Полещук.
— Попроси хотя бы сотню листовок, — добавил Голубцов.
Екимов повернулся к Горшкову.
— Сегодня ночью отвезешь Кормильцевых на заимку к Федулу Царионову. А сейчас, Леня, осторожно проберись к дому Кормильцевых. Возьми чистую одежду и что-нибудь из еды.
— Опасаюсь, смогут ли Кормильцевы в стогу сена пробыть незаметно до ночи. Мимо шныряют патрули, кто-нибудь ненароком захочет покормить коня.
— Что предлагаешь?
— Днем увезти их на заимку. Сделать по лесу лишний десяток верст, зато люди будут в безопасности. Дороги с Курладов до заимки я все знаю, выберу лучшую.
Опасное дело предлагал Горшков. Казачьи разъезды рыщут, конечно, по всем тропам. Но и в стоге сена Кормильцевым оставаться опасно.
— Что ж, Леня, действуй, — Екимов протянул руку. — До сих пор тебе чертовски везло, авось счастье не отвернется и на сей раз от тебя.
— А я его к лошадиной дуге привяжу, никуда не денется, — отшутился Леонид.
У Кормильцевых не спали. На осторожный стук сразу же отозвалась хозяйка, Анастасия Семеновна.
— Я Горшков, — приглушенно ответил Леонид.
— Где наши? — Анастасия Семеновна опустилась на стул. — Измучилась я.