Бартль одаривает меня своим обычным скептическим взглядом.
— Да мне по барабану, господин обер-лейтенант! — выдает он, наконец.
После чего интересуется, как это я смог узнать в ошлепках на дороге жевательную резинку.
— Я видел точно такие же пятна в Риме, на мраморных ступенях — марки Wrigley!
— Вы были в Риме, господин обер-лейтенант?
— Да, сразу после экзамена на аттестат зрелости.
— Ну, так-то конечно, Вы знаете в этом толк, господин обер-лейтенант!
— Потому что я был в Риме после моего экзамена на аттестат зрелости?
— Нет, господин обер-лейтенант, — заикается Бартль. — Я имел в виду — Вы знаете янки!
— Жевательная резинка, думаю, входит у янки в продовольственное снабжение войск! И потому делает их произношение довольно своеобразным. Без жевательной резинки в пасти они, наверное, вовсе не смогли бы договариваться о чем бы то ни было.
— С ума сойти! — удивляется Бартль.
Nogent-sur-Vernisson — так называется местечко, которое мы должны проехать последним.
Ладно: Пропади все пропадом, но сейчас я испытываю сильный голод и жажду. Неудивительно: Вчера едва лишь перекусил, а сегодня с утра во рту ни маковой росинки.
А потому: Найти съезд и исчезнуть с дороги.
Обнаруживаем маленькую рощицу, которая дает нам хорошее укрытие, и Бартль неспешно принимается за работу.
Только не нервничать!
Но вскоре я испытываю беспокойство и разворачиваю свою карту, которая все больше становится менее читаемой: Определяю по карте, что мы, если будем двигаться и дальше прямо, прибудем в Фонтенбло — и тут я нахожу Версаль.
Меня так и подмывает: Если мы сделаем маленький обход, всего лишь немного свернем на запад, то я смогу связать друг с другом два знаменитых имени: Fontainebleau и Versailles. Эти названия звучат так же великолепно как названия замков у Loire.
Я даже могу обосновать такой маршрут: Мол, хочу прибыть в Париж рано утром. Если уж явлюсь пред светлые очи Бисмарка, то должен быть свежим, хотя бы наполовину. Городской замок нашего отделения пропаганды стоит на западе. Версаль тоже.
Решено: мы прибудем с запада.
Заехать ли в Париже по-быстрому на старую квартиру Симоны? Но как обосновать причину своего визита на Rue Toricelli? Консьержка здорово испугается, если я появлюсь перед ней на этом возвышении… Кроме того, думаю, у нее нет никаких вестей от Симоны.
Тогда лучше заехать к портному Динару. Он без сомнения, может знать что-либо, мне даже кажется, что он является членом Resistance, наверное, даже его шефом…
А что, если он тоже попал в лапы гестапо?
Все бы отдал, чтобы поговорить сейчас со Стариком и получить его совет!
Мои мысли кружат как бешенные вокруг Симоны: Симона — шпионка на службе собственного отца?! Вижу себя идущим с Симоной и ее отцом по Boulevard de Chapelle между множества предупредительных пешеходов, проходящим мимо рекламных тумб с афишами и объявлениями, и двух пожилых мужчин в роли человека-рекламы — к портному Динару.
А вот вижу меня и Симону, и отца Симоны и этого сомнительного портного в его ателье: Я должен позволить примерить на себя смокинг для «apres la guerre». Сумасшедшая идея Симоны! На кой черт нужен мне этот смокинг? Только лишь потому, что у этого портного, которого отец Симоны выдает за своего друга, еще есть хороший материал для смокинга?
Теперь я, конечно, понимаю, что там было нечто иное в той игре! Я, добродушный осел, должен был быть продемонстрирован по-настоящему: Морской офицер, в звании лейтенанта артиллерии морского флота, а на самом деле военный корреспондент — довольно интересный объект…
То, что смокинг был лишь предлогом, я уже тогда мог бы догадаться. В конце концов, я видел в высоком, с рост человека зеркале, как хитро щурятся глаза отца Симоны и портного. И я также мог заметить злую усмешку портного. И теперь еще вижу все зеркало и картину в нем: Симона одета в элегантный дамский костюм, сшитый на заказ, а на ногах туфли на толстой платформе. Рядом стоит старый, седой, коренастый господин: Ее отец. На переднем плане всей картины лейтенант и тот, столь же предано, как и зло, улыбающийся портной, важно стоящий со своей портновской лентой. Лейтенанту, и это отчетливо видно, неприятно. Но он спокойно наблюдает и снова видит, как в то время как с него снимается мерка, за его спиной происходит обмен взглядами — на этот раз между молодой дамой и этим портным.
На какой-то миг я не понимаю: Картина из зеркала — это плод моей фантазии или же отраженная реальность? А может быть, я придумал сюжет нового фильма? Но в чем здесь различие? То, что выдало мое воображение, было одновременно и реальностью и фильмом. И теперь я даже могу еще придумать, как должен развиваться дальше сюжет этого фильма…