Новая сцена: Обставленная светлой мебелью комната виллы на морском берегу. Лейтенант в брюках и верхней рубашке, молодая дама в пеньюаре с отделкой белым лебединым пухом. Лейтенант ищет бинокль. Молодая дама не помогает, а только таинственно улыбается нервно мечущемуся вокруг лейтенанту…
Американский лагерь для военнопленных: Лейтенант грязный и оборванный — пленный. Портной в форме французского полковника, молодая дама в форме лейтенанта — ее отец, майор, с биноклем в руках…
И тут на ум приходят строки:
Едва проезжаем несколько километров, вид повешенного человека пробуждает у меня очередной прилив сильного страха во всем теле: С силой стучу по крыше, и «кучер» тут же останавливает машину. Справа от нас и совсем рядом с дорогой, на мощной, почти горизонтально отходящей от толстого ствола ветви, висит перед нами солдат-пехотинец. Сначала я разглядел одни солдатские сапоги — сапоги с коротким голенищем, будто стаканы для игральных костей — и удивился, почему они висят в листве…
Наверное фельджандармы или такие же как они вздернули беднягу из какого-то подразделения как вора. Дезертирство? Фальшивые документы? Сейчас это решается быстро…
И вот теперь он висит таким вот образом привлекая взгляды, как делал Отто Дикс изображая погибших: изношенная веревка для привязи телят, толстые навозные мухи, большой синий язык, гротескная эрекция в штанах мертвеца. Подумал ли он еще и о птицах? Или таким образом вытягивает свою высокую ноту?
Как загипнотизированный перебираю пальцами свои документы, и затем даю команду следовать дальше. Хорошо, что мне не нужно разговаривать с обоими моими спутниками.
Продвижение наше становится все более рискованным: Нам словно красный свет зажгли. Поток транспорта янки уже давно пришел в движение. Чтобы с ним не пересечься, нам следует тщательно продумать дальнейший путь.
Американские танки, о которых нам рассказал крестьянин, являются, конечно же, авангардом 3-ей Армии, их передовым отрядом, который должен выдвинуться дальше на восток. Так они всегда делают: Несколько танков отправляют вперед, а большую их часть придерживают в резерве. В Бресте было также.
Принять желаемое за действительное?
Сейчас не тот случай. Здесь отчетливо выделяется движение зубов клещей, с которыми приходится считаться.
Лучше всего я бы сказал сейчас Бартлю: Напряги мозги! Это уже не шутка!
Чувствую странное удовлетворение от того, что все происходит таким образом, как я и представлял себе. Но тут же высмеиваю себя: Маленький Наполеон! Стратег в жилетке! Каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны…
Сосредоточь-ка лучше внимание на том, чтобы все не закончилось неудачей. Этот твой план на последней минуте лавировать по пути в Париж — разве он не достаточно сумасшедший?
Но что еще придумать? возражаю сам себе.
На восток от Парижа будет относительно безопасно. «Клещи» янки будут скорее напоминать плоскогубцы, а не кусачки. Плоскогубцы оставят нам до самого конца открытым широкий коридор.
Попробую представить себе все это одной картиной: Париж — это брекватер, на который накатывают волны врага. За ним стоит спокойная вода. Париж — Нанси, широкая большая дорога, которая, уверен, все еще в безопасности, и если хочешь выехать на восток — этот район меньше всего страдает от террористов.
Если только нам удастся добраться до Парижа, то мы будем спасены. В Париже будет все, в чем мы нуждаемся, наверное, даже нормальная машина и бензин. Бисмарк, думаю, уже предусмотрел этот вариант для себя и своих людей.
Париж, насколько могу теперь судить, не будет атакован Союзниками. Париж кажется мне потому спасительным островком в царящем кавардаке.
По краям дороги рядами стоят выгоревшие машины. В одном месте совершенно деформированные шасси трех или четырех грузовиков образуют беспорядочный спекшийся клубок.
Еще раз приказываю моему подразделению:
— Сразу же скрыться в кусты, как только забарабаню по крыше! Быстро смыться с «ковчега» — в растущие у дороги кусты! И уйти так далеко от дороги, как только можно!
Этот мой приказ имеет значение лишь при воздушном налете. Но что делать при нападении партизан, хрен его знает.