Очевидно, и в самом деле, гостиница сомнительной репутации для парочки любовников. Не совсем то, что надо человеку желающему подремать лишь нескольких часов.
Принимаю еще раз две болеутоляющих таблетки, но едва прилег на кровать, как вновь подхватываюсь: Надо хоть одним глазком посмотреть замок! уговариваю себя.
Я могу видеть между деревьев замок как огромное, раскинувшееся в обе стороны безграничное строение.
Как часто я планировал в Париже: Посетить Версаль! Посетить замок! Зеркальные залы! И вот теперь я в Версале, но для посещения замка наверное уже слишком поздно. И все же отправляюсь в путь: Я в долгу перед собой.
Бартль и «кучер» хотят разузнать о дровах и о шинах.
— Иногда и метла стреляет, — только и могу ответить, когда слышу набившее оскомину слово «шины». Но мы все же должны попробовать раздобыть их.
Кто бы говорил! Я и в самом деле прохожу внутрь, в замок! Но как здесь все выглядит: Гобелены повсюду отсутствуют, а картины, камины скрыты за гипсовыми стенами.
Могу только удивляться: Шаркаю словно старик из одного пустого парадного зала в другой будто французский турист — уже почти в темноте, с толстой, распухшей рукой в повязке и едва держась на ногах.
Все плывет перед глазами. Неловко поворачиваюсь вправо и боюсь, что сейчас грохнусь на пол.
Нет! приказываю себе. Это не стоит твоих мучений! Нужно убираться. Назад, в отель-бордель.
В маленьком салоне отеля вступаю в беседу с лейтенантом-пехотинцем, от которого узнаю, где на юге высадились объединенные вооруженные силы Союзников: у Saint-Tropez, Cannes и Saint-Raphael. Там они не встретили ни малейшего сопротивления.
Лейтенант говорит, что генерал фон Штюльпнагель больше не является комендантом Парижа. Он попытался застрелиться после 20 июля, но тяжелая рана оказалась не смертельной, хотя и привела его к слепоте.
Новым защитником Парижа, стал назначенный Фюрером, генерал фон Холтиц.
Бартль появляется, когда я как раз рассматриваю свою руку. Он тоже видит теперь, насколько она стала распухшей и какого ужасного фиолетового цвета.
— Однако, господин обер-лейтенант… Вы должны немедленно обратиться в военный госпиталь, — заикается он.
— Ах, перестаньте ныть — не так страшен черт, как его малюют. Завтра утром ее просто надо просветить рентгеном, это точно…
— Ну, я не знаю…
— Потерплю еще, Бартль. У меня пока еще есть таблетки от боли. Это поможет мне спокойно поспать.
— Я принес Вам поесть, господин обер-лейтенант, — произносит Бартль и тут же выкладывает из своей брезентовой сумки на изящный столик несколько толстых бутербродов — паек на добрых три дня. И Бог знает, откуда у него еще и две бутылки пива! У нас на борту пива точно не было.
— А Вы? — спрашиваю Бартля.
— У нас все отлично — но я подумал…
— Уже все хорошо, Бартль. И большое Вам спасибо!
— Могу я еще что-то для Вас сделать, господин обер-лейтенант?
— Ничего не надо, Бартль.
— Может помочь одежду снять?
— Нет, я уже справился. Одежду — я просто останусь ночевать в ней.
— Но, господин…
— Хватит уже, Бартль. Может так статься, что мы подвергнемся внезапному нападению, и тогда я как придурок буду стоять в ночной рубашке?
Это убеждает Бартля.
— А вот ремень расстегните мне, пожалуйста!
— А где он, господин обер-лейтенант? — спрашивает недоуменно Бартль, и меня словно водой холодной обдали.
— Ах… дерьмо! Ну я и мудак — оставил его в уборной того госпиталя!
Вместо того чтобы уже уйти, Бартль мямлит:
— Возможно, нам придется остаться завтра в Париже — я думаю, если Вы направитесь в военный госпиталь…
— Прекратите, Бартль! И не настраивайтесь на Париж! Завтра утром, в 7 часов строго, быть здесь у дверей!
— Слушаюсь! Желаю Вам спокойной ночи, господин обер-лейтенант!
И сказав это, наконец, исчезает.
Пытаюсь есть, но кусок в горло не лезет. Мне бы сейчас напиться до поросячьего визга. Повезло еще, что есть эти две бутылки пива. Перекусил, но сон все же не идет. Может быть, это из-за плохого матраса, или из-за перевозбуждения или от сжирающей меня боли?
Завтра утром мы будем в Париже! Что еще должно произойти?
То, что мы пережили до сих пор, вовсе не служит гарантией нашей удачи. Держать пари на нашу удачу, никто, конечно, не рискнул бы.