Мое состояние постепенно улучшается. Туманные клубы постепенно исчезают из головы. Благодаря таблеткам, которые я проглотил?
У меня больше нет таблеток.
Они должны были дать мне с собой их побольше — но кто мог тогда знать, что мне не окажут врачебную помощь в Париже?!
Мне срочно нужен, во всяком случае, скоро потребуется приличный военный госпиталь с работающим рентгенаппаратом.
Но что же станет со старым Бартлем, если мы найдем госпиталь и они оставят меня в нем? А с «кучером»?
Как пойдут наши дела дальше с бандеролями и письмами? В целом все оказывается уже гримасой судьбы — ее печальной шуткой. А есть ли они, печальные шутки? No, Sir! Имеются лишь кровавые шутки!
Несколько сожженных домов стоят вплотную у дороги. И снова водонапорная башня, круто вытянувшаяся высоко ввысь — напоминая сильно эрегированный пенис.
Бартль двигается наверху, на крыше. Он хочет рассмотреть немецкий дорожный указатель, затем аллею и на заднем плане «небольшой замок». Не следует ли нам поискать ночлег? спрашивает он, косясь на мою руку.
Чувствую себя неимоверно разбитым.
Ладно, сворачиваем туда!
Дорога между старых деревьев, кажется, это вязы, с глубоко наезженной колеей.
«Кучер» ругается, на чем свет стоит, и проклинает все вокруг. Но вскоре мы уже можем почувствовать себя вознагражденными за наши страдания: Ночлег для всех трех. Меня размещают в замке, а двух моих орлов в домах поблизости.
Также предлагают и теплый ужин, сообщают нам. Но мне вовсе не хочется есть. Мы размещаемся в расположении артиллерийского соединения: Артиллерийская батарея на конной тяге.
Во дворе я видел лошадей и легкие полевые гаубицы калибра 105 мм на лафетах с раздвижными станинами. Четыре передка выстроены в ряд.
Замок находится в безнадежном состоянии: все картины прострелены насквозь, все зеркала разбиты. Здесь проживала наша, обозленная на все и вся, солдатня. Входит какой-то обер-лейтенант, и, увидев мой вопрошающий взгляд, восклицает:
— Это были не мы!
Затем обер-лейтенант, узнавший от Бартля, что мы едем из Парижа, говорит мне:
— Теперь, пожалуй, дела говно в Париже! Метро бастует еще с тринадцатого числа. Вы разве этого не заметили? Легавые, должно быть, тоже забастовали…
— Этого не может быть. Еще сегодня мне один из них любезно предоставил справку…
— Могу Вам сказать одно: Радуйтесь, что Вам удалось выскочить!
Затем он интересуется, что случилось с моей рукой.
— Ах, ничего особенного, — отвечаю ему.
Может быть, прислать мне санитара?
Я благодарю и отвечаю:
— Руку надо бы просветить рентгеном. В настоящий момент пока все хорошо. Хотя, у Вас, возможно, есть болеутоляющие таблетки…?
У него они есть, а затем он хочет пригласить меня выпить с ним после ужина, но я совершенно не вижу в этом смысла. Ничего так не хочу как спать. Хорошо, глоток пива, если можно. Думаю, пиво сможет помочь мне преодолеть беспорядочное кружение в голове.
Полное сумасшествие: Среди выпивки мне вдруг являются перед глазами картинки-лубки из городка epinal с битвами войны семидесятых годов прошлого века, которые настолько преуменьшают военные события, что даже разрывы тяжелых снарядов изображены каплями мыльной пены вспенивающие воду в стакане для бритья, а солдаты, упавшие в траву, напоминают акробатов, совершивших веселые кувырки. До этой местности наши солдаты должны были добраться в 1918 году, пока к французам не пришло подкрепление, прибывшее из Парижа на такси…
Обер-лейтенант поступил довольно благородно — так, по моему виду и не скажешь, что эта ночная пьянка явится для меня единственно правильным решением.
Он зовет своего бойца, и тот провожает меня в комнату на первом этаже. Не снимая своих тряпок валюсь на широкое, сильно сплющенную кровать. Думаю, мне без надобности темно-серое одеяло при такой жаре.
В дверь стучат.
Входит Бартль и сообщает приглушенным замогильным голосом:
— Господин обер-лейтенант, у нас снова спустило колесо. Повезло еще, что я это заметил.
Бартль делает три шага в комнату и подает мне на ладони правой руки маленькую металлическую штучку — кованный, искривленный гвоздь из подковы.
— Подковный гвоздь! — произносит при этом Бартль.
— Чертовы конные артиллеристы! — отвечаю как можно спокойнее. — Вот это мы влипли!
— Если все и дальше будет происходить так же…, — начинает Бартль с возмущением в голосе.
Но я сразу прерываю его:
— Не возбуждайтесь, Бартль! Они, пожалуй, уже забыли, что Вы обязаны жизнью этому проколу шины. Значит, позаботьтесь-ка о том, чтобы все сладилось, и чтобы мы получили новый набор материалов для ремонта шин, иначе можем здорово влипнуть…