Петя отстранялся от нее, но недостаточно решительно: боялся ненароком ее обидеть. Зыркнув на них, художник склонился к Лизе и, надеясь, видимо, что его подруга и Петя заняты друг другом, принялся шептать ей что-то и все норовил поцеловать ее в плечо. Когда у него это не получилось, он взял Лизину руку, тискал ее, целуя время от времени. Но не на ту напал. Что-то отвечая художнику, Лиза внимательно следила за Санькиными заигрываниями с Петей и в какой-то момент, решив, что та слишком много себе позволяет, вскочила, вырвав у художника свою руку: «Нам пора. Спасибо за картины». И хотя Петина соседка вцепилась ему в плечо, уговаривая остаться, Лиза решительно выдрала Петю из ее лап и через минуту они уже спускались по лестнице. Петя вспомнил, как стучали быстро-быстро Лизины каблуки, как тащила она его за руку вниз по лестнице, и снова невольно умилился ее ревности — очень трогательной.
Она свернула в проход между двумя домами. И Петя спросил, чтобы преодолеть вновь возникшую в душе напряженность:
— Чего бы ты хотела в жизни?
Лиза ответила быстро, не задумываясь:
— Жить, любить и быть, если получится, счастливой. Ты бы занимался своей наукой, а я бы любила тебя и писала стихи. Но ты не бойся, я не о браке. Я понимаю, что мужчине это страшно. Я позавчера к Таньке Проценко заходила. Ее не было, за молоком ребеночку ушла, а Гиппо с младенцем сидел. Он мне в ноги упал, плакал, жаловался, что Таньку больше не любит, а живет с ней из жалости. Мне такой жалости не хотелось бы. Любовь должна быть отдачей без благодарности, без требования чего-то взамен.
Они еще шли темным проулком, и Петя, тревожась неизвестного места, ответил не совсем впопад:
— Не уверен. Бабушка Роза не для себя жила, а ради высоких идеалов. Но умирает без благодарности тех, за кого боролась. Никому не нужна. А я не хочу, чтоб со мной так было, не хочу такого одиночества!..
Слава Богу, они миновали без происшествий темный проход и теперь стояли около какой-то глухой стены, отгораживавшей внутренний дворик от других дворов и улицы. Никогда бы Петя не поверил, что есть такой дворик в Москве, в темноте, точнее, в полумраке похожий на южный или прибалтийский своей уютностью. Свет падал от двух фонарных столбов и от лампы на углу стены. А дом рядом со стеной уже спал, в окнах — ни огонечка.
— Все бедные, — тихо сказала Лиза. — Каждый на свой лад.
И замолчала. Она стояла, ждущая, готовая по первому его движению прильнуть к нему, предоставив себя его рукам и объятьям. Петя тоже хотел обнять Лизу, подержать в руках податливое женское тело, жаркое и льнущее, ощутить его трепет. Да к тому же полумрак, тишина, изолированность дворика, отсутствие аборигенов, — все располагало к нежностям. Кроме одного. Петя все время помнил, что впереди еще Бугры, где жила Лиза, бандитское местечко, и чем раньше он ее туда проводит, тем лучше. Поэтому он бездействовал. К Петиному счастью, Лиза, которой надоело ждать, воскликнула:
— Хорошо здесь! Правда? Как у Владимира Соколова:
— Хорошо, — согласился он, чтоб ее не обидеть, потому что собирался добавить и добавил другие слова, которые Лизе не могли понравиться. — Но пойдем уже к метро.
— Как? Уже? — охнула Лиза.
— Пора, Лизонька, правда, пора, — настаивал Петя, стараясь не поддаваться ей, зная, что если поддастся и начнутся объятья, то они здесь застрянут надолго. — Завтра все же сочинение. — Подумав, решил придать больше веса своим словам, указав и другую причину своей торопливости. — Да и бабушке я могу понадобиться. Мало ли что!