Валява! Валява! Не уезжай в Китай! Валявушка-Валява! Ты сердце мне отдай!
Дыхание у Пети замерло, а сердце заколотилось. Удастся проскочить или нет? Лизин подъезд казался защитной пристанью, долгожданными крепостными воротами, плохо было только то, что из этих ворот рано или поздно придется выходить. Может, переждать в подъезде, пока они уйдут?..
Или лучше сейчас, сразу, пока они сидят в беседке, курят, орут песни и не вышли еще на ночную охоту? Да и проще одному. Когда с девушкой, шансов больше, что пристанут. Если увидели их, могут догнать. И тогда?.. Изобьют? убьют? зарежут? А ее? как в страшном сне? изнасилуют? потом тоже убьют? Они быстро, уторопленными шагами вошли в подъезд. Но еще нельзя было надеяться, что проскочили, что их не заметили: в любую секунду могла открыться дверь подъезда, всунуться харя и увидеть их. На площадке между первым и вторым этажом Петя испытал некоторое облегчение: шума перед подъездом не было, значит, обошлось.
— Проводи меня до дверей, — попросила Лиза.
Они поднялись еще на один пролет и остановились перед дверью Лизиной квартиры.
— Ну все, пока, — сказал Петя, забыв даже поцеловать ее, думая о том, что ему надо спускаться и как-то миновать хулиганскую компанию, по возможности незаметно. Бывало так, что после страстных объятий в парке или на лестнице, прощаясь на людях, они глядели в разные стороны и, конечно же, не целовались. Но это на людях…
— Петенька! — громко прошептала Лиза, прижимая ладонь ко рту и глядя на Петю заплаканными красными глазами. — Неужели ты сейчас уйдешь? А я без тебя останусь… Как же это возможно?…
— Лиза, ну что делать? Надо. Пора уже, — отвечал Петя.
— Нуне уходи. Ну, Петенька!..
Петя пожал плечами.
Она, вдруг словно задохнувшись, запинаясь, держась рукой за горло, проговорила обрывающимся голосом:
— У меня все же родители в командировке. Мне одной страшно будет. Ты бы пожалел одинокую, посидел у меня. Я бы чайник поставила, у нас варенье есть, пирог бы испекла…
Петя удивился неожиданной ее хозяйственности, но подумал так: «Совсем обо мне не думает. Что ж, мне досидеть, пока трамваи ходить не будут?..» А потому и сказал вслух безусловно холодным тоном:
— Не могу, — он ничего не слышал, кроме своего страха.
Ошеломленная, она закрыла лицо руками, а он, считая это притворством, принялся, осторожно спускаться по лестнице, но как-то боком, лицом к Лизе. Почувствовав его шаги, она отняла от лица руки.
— Эй, подожди — тихо попросила она. — Мы сейчас вместе пойдем. Ты минуточку потерпи, я зайду школьную форму взять с собой и к Наташе Герцевской пойду. Герц наверняка еще не вернулся, она одна, ей помощь нужна. Подожди. Вместе до трамвая пойдем.
— Ты знаешь, сколько сейчас времени? — сухо спросил Петя. — Все давно уже спят.
— Петенька! — она догнала его, схватила за плечо, — Я не в состоянии смотреть, как ты уходишь. Это невозможно — видеть тебя уходящим! Ну побудь еще пять минут! Ну четыре!.. Я тебя не виню, что ты не хочешь быть со мной. Значит, не любишь. Сердцу не прикажешь. Не возражай, не надо. Выкурим по сигаретке, по одной только сигаретке, и ты пойдешь.
Петя с холодным лицом остановился и достал сигареты, ничего не сказав, а сам думал: «Как у нее все просто, как что не по ней — так сразу коренные выводы. Без всякого понимания ситуации».
Они присели на подоконник и закурили. Курили молча. Сигарета тлела медленно. Петя не выдержал, притушил свой недокурок о подоконник, встал. Голова у него слегка кружилась от курения и от нерва.
— Я пойду, Лизка. Теперь уже точно пойду.
— Уже?
— Ничего себе «уже»! Пока. Я пошел. До завтра.
Лиза поднялась тоже, почувствовала, что теперь уж точно он уходит, пытаясь улыбнуться, сказала протяжно:
— Ну-у, пока-а. Ты бы хоть поцеловал меня… напоследок…
Она старалась держаться.
— При чем здесь «напоследок»? — принужденно пробормотал Петя.
Он притянул ее за покорные плечи и поцеловал в щеку. Она заплакала от унизительности такого поцелуя и, заплетаясь ногами, побрела наверх. А Петя, не обращая больше внимания на ее слезы (не на улице она, практически дома), побежал вниз. В подъезде остановился и, не открывая внешней двери, прислушался. Уличный концерт продолжался. Судя по хриплости голосов, градусов прибавилось. И тем не менее надо было идти. Дверь квартиры не хлопнула, значит, Лиза ждала, уйдет он или поднимется к ней. Теперь было так страшно, что лучше бы он остался!.. Но что о нем подумает Лиза? — не понимая ее ожидания, сказал он себе. Петя вышел и пошел все убыстряющимся шагом. Парни в беседке орали нарочито тоненькими, противными голосами: