Пока же он перешел проезд и пошел вдоль большого красного дома. Он решил ни о чем не думать, купить периодику и почитать какую угодно дурь, лишь бы отвлечься. В киоске около арки он купил единственный там свежий журнал — «Химию и жизнь», сел в автобус у окна, раскрыл оглавление и даже присвистнул: «Надо позвонить поздравить. Сам-то он знает? Или по-пиратски напечатали, не предупредив? Наверно так, иначе сказал бы». Он открыл пятьдесят вторую страницу и принялся за чтение.
— Звери здесь все невидимые, кроме птичек, пташек-канареечек, черт их побери совсем!
Длинный малый с худым, темным лицом и злыми глазами сплюнул на траву, стараясь, чтоб плевок попал как можно дальше от его вытянутых ног Зашаталась травинка. Сидевший неподалеку на пеньке толстячок с пухлыми бледными щеками, передернулся от отвращения, но тут же постарался сделать вид, что будто он ничего и не заметил. Толстячок явно робел и не хотел ссориться со своим широкоплечим, могучего телосложения собеседником.
Было жарко, и солнце, проходя сквозь ветви окружавших их деревьев, яркими пятнами освещало траву. Пахло нагретой землей. От мелких луж, оставшихся после вчерашнего дождя, поднимался пар.
Толстяку было страшно и тоскливо. Положение, в котором он очутился, представлялось ему безвыходным. Никогда раньше не попадал он в такие истории, во всю свою жизнь не попадал, да и вообще не верил, что на их космической трассе что-либо может случиться. А ведь случилось, и все из-за пустячной, в сущности, неполадки, и вот вместо того, чтобы спешить домой с подарками и игрушками для жены и четырехлетнего сына, он приземлился на этой незнакомой планете… Да не в планете дело, планета ему понравилась, при этом и воздух оказался годен для дыхания, и когда он устранил неполадки, он выбрался наружу. Далеко отходить он не собирался, но, увидев на другом краю той же опушки, где приземлялся сам, чужую ракету, решил подойти поближе. По направлению от незнакомой ракеты тянулась просека недавно, видимо, поваленных деревьев. Он неспешно приблизился, а потом бежал все дальше и дальше в лес, прочь от опушки, потому что там самое опасное место, как втолковывал ему на ходу длинный малый в космическом комбинезоне, волоча за руку. И вот уже почти сутки, как они плутают в этом лесу.
Длинный смотрел на толстяка угрюмо и неприязненно. Он и сам пребывал в тоскливом отчаянии, но, как это бывает у некоторых людей, оно выражалось у него в раздражении на ближнего. Он злился и запугивал толстяка, чтобы тем самым укрепить свой собственный дух. Длинный последний раз затянулся и щелчком отбросил сигарету в сторону. Был он небрит, грязен, космический комбинезон порван на груди, и серебристые волокна жаростойкой ткани вылезли наружу, ноги — от больших, с рубчатой подошвой башмаков до самых колен — были в болотной грязи, которую длинный и не пытался даже счистить. Он сидел, вытянув ноги в своих тяжелых ботинках, прислонившись спиной к стволу дерева, на коленях у него лежал карабин.
— Точно, — сказал длинный, — если мы не смотаемся отсюда, нам конец! Понял?
Упала шишка. Они одновременно посмотрели вверх. По веткам прыгала небольшая розовая птичка, постукивая клювом о кору, и, казалось, разглядывала их. Длинный поднял карабин.
— Прибить стерву!
— Зачем? — слабым голосом робко спросил толстяк.
— Зачем? Наводчица она, понял? На, пальни!.. Хочешь?
— Нет, — поспешно, словно даже испугавшись такой возможности, но твердо ответил пухлощекий. — Разве обязательно чуть что — так и стрелять?
— А ты думал, — захохотал вдруг презрительно его собеседник, — оружие носят, чтоб в игрушки играть?
В этот момент птичка вспорхнула и скрылась в густой листве кроны дерева. Длинный опустил карабин. На лице его выразилась досада от упущенной возможности и раздражение.