На голову ему с дерева посыпалась труха. Это была все та же птичка розового цвета, устроившаяся на ветке как раз над ним. Он судорожно дернулся поначалу, но поднять руки, чтоб стряхнуть с головы древесный мусор и пугнуть птичку, не посмел. Толстячок, заметив это, пистолет приопустил.
— Ты сильная личность, — сказал он. — А я, по-твоему, нет. И поэтому меня можно пинать ногами. Но и у меня есть оружие. Если надо, если потребуется, я применю его. Прошу это запомнить.
— Понял, — сказал длинный, — Не горячись. Мир.
Он все еще полулежал-полусидел, опираясь на руки, как застыл, когда увидел пистолет. Но теперь он понял, что может двигаться. Он стряхнул с головы труху и сел, скрестив ноги и не дотрагиваясь до карабина.
— Слушай, — обратился он к молчавшему толстяку. — Богатая идея. Точно богатая.
Идея эта представилась ему и вправду удивительно простой и выполнимой безусловно. И даже честной. Главное, не спугнуть, убедить толстяка, и тогда они спасены. Толстяк боится идти к ракете. Правильно. Он и в самом деле хотел, запустив толстяка вперед проверить, есть ли звери в ракете. Но теперь я сам пойду, решился длинный. Пусть только пистолет даст. Что ж, он не понимает что ли, этот остолоп, что нельзя здесь, на этой гадской планете оставаться — сожрут ведь. И не заметишь, откуда подлезут.
Он и не подозревал, что спутник его уже решился. Надо возвращаться, думал толстяк. Во что бы то ни стало. Он представил, как не находят себе места жена с сыном, он ведь всегда так аккуратен. Еще разыскивать отправятся. А куда? Нет, это надо предотвратить. Скорей домой. Правда, в груди делалось нехорошо и слабели ноги, когда он думал о зверях. Но вдруг они ушли? И бандюга этот вроде бы присмирел. Вот тебе и пугач, и вправду пугач.
— Слушай, — снова начал длинный, — слушай.
Он говорил медленно, с трудом подбирая слова, чтобы они звучали убедительно и не страшно.
— Слушай, я понял в чем дело. Понимаешь, звери эти невидимые сами-то небось видят. И оружие наше издали видели. И скрылись, понимаешь? Может, в воздух подымались, может, еще куда. Мы постреляем, понимаешь, и все мимо, а они потом — бац! — И будь здоров. А с пистолетом вплотную можно подойти! И прямо у входа из кармана шарахнуть. Ведь это верняк, понял? Только попасть надо. А в упор — проще простого…
Толстяк молчал.
— Эй, ты не думай, — заторопился длинный, боясь, что толстяк откажется, — я первый с пистолетом пойду.
— Нет, — твердо сказал толстяк. — Я сам. Только у меня с глушителем пистолет. Выстрел можешь и не услышать.
— Понял, — длинный вскочил на ноги. И покосился на спутника.
— Карабин подбери, — разрешил тот.
И они пошли. Вечерело. Косые лучи солнца еще освещали лес, но чувствовалось, что скоро начнет темнеть. Птицы под вечер попримолкли. Но несколько пташек, свиристя, неотступно следовали за ними, перепархивая с дерева на дерево. Странной казалась пустота леса. Деревья, кусты, поваленные стволы, ветки, хрустящие под ногами, и, кроме птиц, ни одного живого существа — до самой опушки, до василькового поля.
Ракета толстяка стояла совсем близко к деревьям, можно добежать одним рывком, если хватит сил. Длинный остался ждать, а толстяк медленно пошел вперед, сжимая в кармане пугач.
Пусть не будет зверей, — думал он. — Пусть их не будет. Не мог же я дать пугач этому малому, он бы сразу все понял. Только бы не было зверей.
Руки плохо слушались его, люк никак не хотел открываться. С трудом он откинул его и вошел внутрь. И внутри корабля тоже никого не было. Никто не нападал. Оставив люк открытым, толстяк быстро пошел в рубку управления, захлопнул за собой дверь и прижался лицом к смотровому стеклу.