На летучку, на летучку! Сергей Семеныч сказал собираться! Что как неживые?! Бегом, бегом! — снова засунулся в дверь Клим Данилович Чухлов.
— Да мы уже идем, — ответил Гомогрей, и Чухлов отправился созывать сотрудников из других комнат.
— Он у вас прямо старшина, да, — помотал головой Вёдрин. — Как в армии вас держит. Ладно. А ведь статьи пишет. Речи произносит по философии. Нахватались слов у нас в эсесер, а делать что-то конкретно-полезное никто ни хера не умеет и не хочет.
— Неужто и ты? — подколол Паладин иронически.
— И я. А что? И я такой же мудак.
— Ну это ты брось, Михаил Петрович! На чем же тогда все держится? А ведь держится, — утвердительно сказал славянофильствующий Шукуров и быстро глотнул из стакана, который прятал под столом, пока в комнату заглядывал Чухлов.
— А хер знает, на чем. — отозвался Ведрин, — Одно знаю. Что мы мудаки и ни хера себя не уважаем. Вот ты, с бородой, здоровый сорокалетний мужик, а ведешь себя, как школьник. Да и я не лучше, да. Пятьдесят лет, доктор наук, а тоже психология нашкодившего мальчишки. Вот и получается, что прав Чухлов, когда подгоняет. Ладно. Вы идите, только недолго.
— А это уж от нас не зависит, ухмыльнулся Паладин. Это уж как Сергею Семенычу угодно в зависимости, сколько времени он про свою поездку буровить будет…
— Вам с Чухловым надо бороться, — решительно влез в разговор еще больше побледневший от нового стакана коньяка правдолюбец Ханыркин. — Если в вас совесть еще есть и вы не продались начальству до конца. Вернетесь, надо поговорить! Надо выработать план действий, как вам противостоять Чухлову и Вадимову. Это пр-ринципиально!..
— Успокойся, душа моя, успокойся, — обнял Анемподиста Боб.
Тимашев молчал, слушал, не слыша, видел, не видя. Чувство вины все глубже засасывало его, как в болото, сдавливало грудь так, что не было продыха, руки обвисли. Какая уж тут борьба с Чухловым!..
— Пошли, — беспокоился на все стороны Гомогрей. — Вы только без нас, Михал Петрович, не выжрите всю канистру.
— Да ладно. Идите, мы вас подождем. А насчет канистры не переживайте, мы чуть-чуть.
— От вашего «по чуть-чуть» канистры не останется, — зареготал Шукуров. — Пейте, конечно, нам не жалко, — добавил он, увидев, как позеленел от ярости правдолюбец.
Они потянулись в зал, рассаживаясь потихоньку вдоль длинного стола, покрытого зеленой скатертью. Перпендикулярно длинному столу стоял стол главного редактора, на углу которого уже пристроился Чухлов. Разложив перед собой блокноты и ручки, ждали. Вадимова еще не было. Наконец, утиной походкой, переваливаясь с боку на бок, вошел Главный. С загорелым лицом, стрижкой «ежиком», он быт похож на бурдюк — горлом вверх: узкие плечи, толстая грудь, еще более толстый живот, огромный зад. Раздвоенный ямочкой подбородок, длинный нос, глаза за очками с привычным выражением тупости, самодовольства и недовольства окружающими вызывали уныние, сопряженное, правда с ухмылкой. Зато, в отличие от своих подчиненных, одет он был в элегантный импортный костюм, отчасти даже скрадывавший его толщину. Он обошел стол, протягивая каждому сотруднику руку, но глядя не в лицо, а в пространство, поэтому казалось, что руку он не протягивал, а совал как вынужденное подаяние:
— Здрасьте. Здрасьте. Здрасьте, — но, случайно глянув в лицо, — а, с вами уже здоровался. Здрасьте. Здрасьте, с вами тоже уже здоровались. Здрасьте.
Он сел на свое место, и тут же громоздкий, усатый Чухлов, по прозвищу «Кляузевиц» (поскольку время от времени писал на кого-нибудь кляузу, донос, телегу, за что был изгоняем с предыдущих работ, пока не пригрелся в журнале), искательно глянув на Главного, сказал:
— Летучку можно считать открытой, но для начала, я думаю, мы попросим Сергея Семеныча поделиться впечатлениями о поездке.
Вадимов, поджал губы, дернул головой вверх:
— Нет, сначала о деле, но кратко. Я был вчера на совещании в соответствующих инстанциях. Там нам напомнили, чтоб вы знали, о том, что на пленуме были поставлены задачи перед большими отраслями и сферами и как мы выполняем конкретные мероприятия текущего долгосрочного характера. Я вам просто скажу, пришлось сказать свою точку зрения. Нас призывали взвешенно оценивать момент и критиковали по вкладу в современную актуальную теорию развитого социализма, что мы не можем пока дать какие-нибудь выводы. Это связано, чтоб вы знали, с проблемами научного коммунизма, а не с фундаментальными философскими проблемами. Вот буквально дословные слова, которые сказали на закрытом совещании Цека для служебного пользования, чтоб вы знали: мы должны изменить коренным образом нашу работу в идеологической пропаганде. Теперь больше воспевать революционеров и давать преимущества только положительные. Другие товарищи стали выступать, а я тогда быстро думаю: даем опернабором три статьи по актуальным темам. Фетр Николаевич согласен передать нам свой доклад «Научная несостоятельность и реакционная сущность буржуазных фальсификаций марксистско-ленинской философии — идейно-теоретической основы развитого социализма». Я свою статью тоже включаю, у меня уже заглавие есть: «Совершенствование развитого социализма и некоторые задачи теоретического осмысления героических этапов развития советского общества».