Таким образом, то, что называют «управляемой демократией»◦— частичное восстановление государственного контроля за крупнейшими медийными ресурсами, способными масштабно манипулировать общественным сознанием, и связанное с этим сдутие политических образований, представлявших интересы различных групп постсоветской элиты (это относится не только к либералам, но и до некоторой степени к коммунистам),◦— оттеснило олигархию, опиравшуюся на медиакратию. То, что демагогически принято обзывать «свертыванием демократии и свободы слова», на самом деле действия по самосохранению государства (и как института, и как территории), его самозащита от компрадорских элит.
Первая задача, самая минимально необходимая и самая щекотливая, без которой вообще какие-либо телодвижения власти в направлении реанимации государственных институтов были бы невозможны,◦— это деприватизация силовых структур.
Кстати, не надо путать задачу деприватизации, то есть восстановления элементарной вертикальной управляемости силовых институтов, с задачей повышения их эффективности, профессионализма и так далее. Повышение эффективности и профессионализма неуправляемой или приватизированной силовой структуры может иметь для государства последствия самые печальные.
Когда сегодня пытаются представить восстановление властной вертикали как еще одно направление свертывания демократии, стоит напомнить, что к концу девяностых годов региональные элиты и их лидеры впрямую претендовали на суверенитет над Россией, или на множество суверенитетов (вспомните формулу: «власть уходит в регионы»). Что автоматически означало бы потерю суверенитета Россией. Лишение регионального руководства общеполитических функций создало условия и определило целесообразность отмены прямых губернаторских выборов. Поскольку эти выборы перестали быть политическими. Неполитические выборы возможны только как выборы местного самоуправления или как профанация демократических процедур. При этом процедуры политических выборов◦— и парламентских, и президентских◦— никаким образом не свертывались, и свернуты быть не могут. При том, что последние являются единственной основой легитимности действующей российской власти.
Вызовы
Процесс пореформенной «рыночной» трансформации России не просто сопровождался колоссальным упадком ее совокупной мощи◦— и экономической, и политической. Очевидно, что именно такое падение мощи и укладывалось в планы как внешних заказчиков, так и внутренних исполнителей, которые таким образом реализовывали лояльность заказчику.
Собственно, это и есть содержание концепции «проигранной Третьей мировой», или «исторического поражения России». Кстати, ничего специфически антироссийского, некоего злобного и извечного антироссийского заговора за этим искать нет смысла (хотя есть и историческая злоба, и, может быть, кое-какие заговоры). Это нормальная политическая цель любой державы, заключающаяся в том, чтобы упрочить свое могущество и предотвратить появление силы, способной ему противостоять. Нет никаких сомнений, что такая политика будет последовательно продолжаться и дальше, причем совсем не обязательно персонально против России. Давление на Россию вплоть до ее расчленения может быть связано даже совсем не с опасениями собственно российского соперничества, а с противодействием другим угрозам◦— например, китайским, исламским, европейским, а также с обеспечением той или иной конфигурации контроля Соединенных Штатов над мировыми ресурсами.
Важно другое. В результате этого процесса Россия впервые за несколько веков оказалась не субъектом истории, а ее объектом. При этом не потеряв еще окончательно предпосылок возвращения реального суверенитета.
Все проблемы нынешней России в ее отношении со своим западным партнером (а партнер, по сути, один)◦— это проблемы заявки России на восстановление своей субъектности в мировой политике, то есть на реальный суверенитет. Пока Россия не проявляла намерений восстановить субъектность, по отношению к ней не проявлялось никакой специально направленной враждебности. Так, может быть, походя заденут…