– Простите меня, Патрик. – Говоря эти слова, Соня слегка вздёрнула подбородок – пора опять вспомнить всё, чему учила её престарелая фрейлина: держать спину, не забывать про осанку и, главное, не терпеть амикошонства со стороны слуг. – Слишком стремительное течение жизни в замке, кажется, сбило меня с толку. Ничего, денек‑другой отдохну, и, поверьте, всё опять станет как прежде… Так о чем вы хотели со мной поговорить?
– Думаю, для этого нам с вами надо как минимум вернуться в дом и сесть за стол. С вашего позволения, я распорядился, чтобы кухарка, девушка, которую прислала из деревни мадам Фаншон, подала в гостиную кофе. За чашечкой этого благородного напитка нам будет удобнее беседовать, не так ли, чем вот так, на ходу?
Он предложил ей руку, и Соня мгновение колебалась, стоит ли ей идти рядом с ним, со своим дворецким. Но он стоял и невозмутимо ждал, так что у неё, собственно, и не оставалось другого выхода, как его руку принять.
Чем ещё отличалась её нынешняя жизнь от прежней, так это непредсказуемостью. Дома она всегда знала, кто что скажет, как себя поведёт в той или иной ситуации, а во Франции ей постоянно приходится быть настороже в ожидании неприятных сюрпризов. Вот, к примеру, что придумал этот бывший гвардеец? Почему так официально ведёт её в замок, словно представителя вражеского войска, с которым надо заключить перемирие? Они сели друг против друга за большим столом.
Молодая, крепко сбитая, но какая‑то излишне строгая и оттого выглядевшая старше своих лет крестьянка – кажется, её звали Ода – подала кофе и по знаку Патрика оставила их, вернувшись на кухню.
Он сам взял молочник и спросил:
– Сливки?
Соня лишь кивнула. Он добавил сливки в обе чашки и с легким поклоном передвинул ей одну из них.
– Круассаны, – сказал он, кивая на блюдо с печёными ароматными рулетиками. – Их принесли из деревни, и я распорядился присылать их каждое утро к завтраку. Судя по всему, Ода неплохо готовит мясо. Она также хорошо варит кофе, но за остальное я пока поручиться не могу. Как бы то ни было, питание вашего сиятельства не должно ухудшаться от неумелости прислуги… К сожалению, как дворецкий я только начинаю, но, думаю, в дальнейшем освою эту хитрую науку.
Сказать, что Соня была ошарашена, значит ничего не сказать. Может, он никогда не говорил с нею о ведении хозяйства, потому что руководила им до отъезда Агриппина?
Патрик своим разговором застал её врасплох.
Он, оказывается, умел быть таким разным. Сейчас он напомнил ей учителя физики, который, помимо уроков с нею, преподавал этот предмет в Петербургской академии – он тоже умел так же дотошно и строго учить её своей науке, а потом за столом, где они с матушкой пили чай из самовара, выглядеть совсем другим человеком – милым и домашним…
Соня думала, что приобретает дворецкого не слишком умелого, такого, которого ей придется учить.
По крайней мере, тому, что она сама знала, хотя и подозревала, что всё равно знает недостаточно. А вышло так, что учил её Патрик. Причем не сомневался в своем праве учить. Так что Соне предстояло решить, оставить такую вот хозяйственную власть в руках Патрика или поставить его на место.
– Вы согласны, мадемуазель Софи, что тем для обсуждения у нас с вами больше чем достаточно? – вывел её из задумчивости голос молодого человека.
Неужели всегда Соня будет только кивать? Она подумала, что давала ему очень мало денег. А ведь ему надо было платить за работу Оды и Шарля и за те же круассаны… О чём она только думала, хозяйка замка!
– Я дала вам слишком мало денег, – Соня высказала вслух свою мысль, – как же вы выкручиваетесь?
– У меня были кое‑какие средства.
– Но надолго ли вам их хватит?
– Думаю, ненадолго, – согласился он. – Вот я и хотел бы спросить, ваше сиятельство, есть ли у вас деньги на то, чтобы содержать этот замок? Не сочтите мой вопрос дерзким или праздным, но кому, как не вашему управляющему делами, знать это?
– А как вы думаете, есть у меня такие средства или нет?
– Я думаю, есть.
Он в упор взглянул на неё, и Соня смутилась. Она опустила глаза и пробормотала:
– Интересно знать, откуда пришла к вам такая уверенность?
Глава одиннадцатая
Некоторое время он молчал, словно прикидывая, а стоит ли ей что‑то говорить? Поймёт ли? Заслуживает ли его откровенности? Впрочем, это Соня уже додумала от раздражения. В тоне, каким беседовал с нею Патрик, и даже в его молчании она уловила снисходительность:
Но вот он слегка тряхнул головой – мол, долой сомнения – и начал говорить:
– Всякое знание состоит из двух этапов: собирание сведений и мысленное их обоснование. Хотите, изложу мои умозаключения?