Он ловко вставил её в канделябр как раз вовремя, потому что горела теперь только одна эта, новая.
Впрочем, полумрак вовсе не мешал молодым людям предаваться отдыху, а Соне, несмотря ни на что, все более углубляться в свои грустные мысли.
Ну хорошо, разбогатеет она. То, о чем мечталось – вернуться в Петербург богатой женщиной, – близко к завершению, а остальное… Чего нет в ней, княжне, из‑за чего её обошло стороной обычное женское счастье? Разве она уродлива, горбата, разве так уж многогрешна?
Да, именно так. Ее наказывает бог. Она совершила грех непослушания – сбежала во Францию из‑под опеки старшего брата, которого была обязана во всём слушаться. Из‑за Сони погиб на дуэли граф Воронцов, а граф Разумовский вынужден был бежать из страны. Наконец, она без церковного благословения отдала свою честь мужчине… Да после всего этого ей и жить‑то на земле должно быть совестно!
Бедная княжна совсем запуталась. Голова у неё кружилась, мысли кружились тоже. Ей было жалко себя и страшно от того, как много грехов на её душе.
Ей страшно хотелось, чтобы кто‑то сильный приласкал ее, погладил по голове, как в детстве, и сказал:
– Не плачь, Сонюшка, всё будет хорошо!
Что поделать против таких приступов слабости?
Она больше не могла сдерживаться.
Но, кажется, её как раз и гладят по голове… И успокаивают:
– Не плачьте, княжна, всё будет хорошо!
Патрик. И в глазах его тревога. Неужели Соня расплакалась? Вот ведь как – только она о слезах подумала, и вышло, что они тут как тут.
Как давно её никто не жалел! Словно до сего момента Сонина несчастная душа свернулась, точно ёжик, иглами вовнутрь и колола её изнутри. Не очень больно, но неуютно.
– Патрик!
Она прижалась к его руке мокрой от слез щекой.
И вот уже он стоит подле неё на коленях и обнимает. Оттолкнуть его? Но как это приятно, когда его губы касаются легкими поцелуями её щек, глаз, шеи.
А руки успокаивают, прижимают к себе. И хочется забыться, и нырнуть в спасительное тепло чувств…
Она прикрывает глаза и отдается на волю его рукам, которые поднимают ее и несут к дивану. Какая‑то часть ее сознания пытается что‑то сказать, предостеречь, но она не хочет ничего слушать.
Соня уверена: Патрик тут же отпустит её, хотя он весь натянут, словно струна, и горит желанием. Она, кажется, ещё не встречала человека, который бы настолько владел собой. Нет, он ни за что не посмеет, если она…
Но Соня выдохлась. Да, она устала бороться с самой собою. Мало ли запретов уже нарушила она!
Тех, что прежде и в мыслях нельзя было нарушать.
Скоро ей будет двадцать шесть лет…
Она лишь хотела сказать, чтобы он задул свечу, последнюю из тех, что горели в канделябре, но не успела. Поцелуй, которым он заглушил её слова, унес последние остатки здравомыслия…
Глава шестнадцатая
Это был её мужчина. Теперь Соня могла сравнивать. Григорий – её первый мужчина и муж – не шёл ни в какое сравнение с Патриком. На мгновение у неё мелькнула мысль, что Версаль научил его многому. Гораздо большему, чем её. Ну и что ей до этого?
Кокетка… Нет, кокотка… Падшая женщина… Запятнавшая свою честь некогда порядочная женщина…
Соня лежала в постели и лениво перебирала эти слова, примеривая их на себя, но как‑то отстраненно, вроде со стороны. То есть так стали бы говорить о ней в петербургском свете. Если бы узнали. Но ведь могут и не узнать! Кто бы о ней что‑то рассказал, появись она вновь в северной российской столице?
Ну вот, теперь она додумалась до того, что главное не сам грех, а то, что о нём узнают люди.
Прежде княжна слышала, что англичане в постели сухи и даже бесчувственны. Словно не любовью занимаются, а воюют. Мужчины сосредоточены и всякое встречное движение женщины расценивают как непотребство. Якобы англичанки должны лежать под ними без звука и движения… Помнится, в Версале Жозефина д'Аламбер рассказывала ей анекдот, в котором супруг возмущенно спрашивал у жены: «Дорогая, вы никак пошевелились?!»
Странно, Соня так мало была знакома с Жозефиной, а вспоминает её до сих пор. Эта юная француженка, в равной мере простодушная и развращенная, – настоящее дитя нравов, царящих при дворе.
Хотя говорили, что его не сравнить с двором Людовика Четырнадцатого, но Соне надолго хватит впечатлений, полученных и при этом дворе.
На отношения между мужчиной и женщиной Жозефина смотрела так же легко, как на ежедневное принятие пищи. Тогда Соня слушала её вполуха, мысленно отвращаясь от пикантных подробностей.
А, впрочем, какая разница, откуда Патрик почерпнул свои знания, если он доставляет Соне просто неземное блаженство? Подумать только, не будь она… несколько легкомысленной, могла бы никогда и не узнать, что по‑настоящему происходит между мужчиной и женщиной. Такое, что они потом готовы умереть в объятиях друг друга…