— Здравствуйте, Ольга Максимовна! Живой, товарищ доктор, он о живом и смекает.
Коровина мимо Клепикова прошла к Охватову и, откинув простыню на соседней пустой кровати, присела на краешек:
— Сегодня вам лучше?
— Вроде лучше. Не тошнит.
Пока она осматривала, выслушивала его, мерила температуру, Охватов разглядывал ее каштановые с атласным блеском волосы, вьющиеся на висках, большие, изумленно открытые глаза с чуточку припухшими от недосыпания веками.
— Вас можно отправить в роту, но лучше будет, если вы полежите здесь день–два.
— Я ничего, — согласился Охватов. — Я полежу.
Коровина поднялась, чтобы уйти, но Охватов нерешительно остановил ее:
— Ольга Максимовна, зачем этот майор так говорил с вами?
— Как говорил? О чем вы?
— Да вот ночью сегодня он говорил вам, чтобы вы никому не верили…
— Майор — начальник штаба полка, чтоб было вам ведомо. А подслушивать чужие разговоры по крайней мере нехорошо. — Коровина, строго подняв голову, направилась в свою клетушку, но на пороге обернулась и спросила: — Как ваша фамилия?
— Охватов .
— Отправляйтесь в роту, товарищ Охватов.
Охватов вышел из санчасти и через молодой сосняк по скользкой от сухой хвои тропинке поднялся на угор, с которого хорошо была видна железная дорога. Стоял тихий сумрачный день.
Небо было подернуто тонкой паутинкой облаков, сквозь которые просеивались обесцвеченные лучи солнца, и просеивались так густо, что пригревали, а теплая земля парила, дремуче пахла сырыми груздями, умирающим папоротником — подступившей осенью.
Охватов лег ничком на землю и старался ни о чем не думать. Не мог парень разобраться в своей душе, хотя было в ней все просто и объяснимо.
Вернувшись в расположение роты, Охватов доложил старшине, что прибыл из санчасти.
— Ох как ты кстати, бездельник Охватов! Где твоя винтовка?
— В палатке. Была.
— А ну ко мне с винтовкой!
Охватов принес свою винтовку.
— Вот тебе обойма боевых патронов — и шагом марш
за мной!
— Куда это, товарищ старшина?
— Комендантский взвод ушел разгружать баржу, а тут дело… Да какое твое дело, куда тебя ведут? — вдруг спохватился старшина и прибавил шагу.
У штаба полка уже толкалось человек восемь, приведенных старшинами рот.
Каждый старшина журил своих за выправку и заправку.
— Брюхо–то подтяни, — незлобиво сказал и Пушкарев своему Охватову и, заметив выходящего на крыльцо майора Коровина, торопливо добавил — Сколько раз заверну ремень — столько и нарядов вне очереди. Смирно!
— Вольно, вольно! — ответил майор и, подняв кулак правой руки к фуражке, вдруг пружинисто разжал его, слегка щелкнув ногтями длинных пальцев о лаковый козырек. — Старшины, в роты, на учебное поле! Бойцы, слушай мою команду. Становись!.. Равняйсь!.. Смирна!.. Отставить! Смирна! Отставить. Гляди чертом: правое ухо выше левого! Смирна! Пол–оборота направо!.. Винтовку тремя патронами заряжай!
Мягко щелкнули притертые затворы, и новенькие патроны один за другим нырнули под отсечку, в магазины. Охватов не взял подсумок и, засовывая обойму с оставшимися патронами в карман брюк, уронил ее на землю.
— Какой ты роты, раззява? — зло крутнувшись на каблуках, спросил майор.
— Из пятой, товарищ майор! — очень спокойно ответил Охватов и, с сегодняшней ночи возненавидев майора, с внутренней радостью добавил: — Только не раззява, а боец.
— Передай командиру роты… — весь ощетинившись, начал было майор и осекся: из штаба вышел подполковник Заварухин, свежий, крепкий, нарядный — от звездочки на фуражке до играющих зайчиков на носках сапог.
Поправив тыльной стороной ладони свои заботливо выхоженные усы и улыбаясь в отечных складках глазами, он приказал начальнику штаба ехать.
Вестовой, почти повиснув на задранных конских мордах, подвел к крыльцу двух оседланных лошадей. У одной были белые копыта на передних ногах, и она, приседая на задние и вся подаваясь назад, легонько, играючи била этими копытами притоптанную до звона землю у крыльца. На лошадь с белыми копытами легко и молодцевато вскочил командир полка, а на другую сел начальник штаба. Следом за ними пошли бойцы сводного отделения — командовал им правофланговый, идя сторонкой и тоже, как все, взяв винтовку на плечо.
— Куда это нас? — спросил тихонько Охватов, и впереди шедший боец, не обернувшись, ответил:
— Плюснина сейчас шлепнут.
«Вот оно как, вот оно как, — опять неопределенно подумал Охватов и, словно поняв всю глубину слова «шлепнут», возмутился — Да не может быть! Да не может быть, чтобы расстреляли! Не звериные же наши законы. Припугнут — и в дисциплинарный…»