Бенни, облокотясь на стол и подавшись вперед, слушала эти откровения.
– Я тоже однажды любила, – заявила она, блестя глазами из-под каштановой челки до бровей, и мы все повернулись и уставились на нее.
– Ну, рассказывай, – попросила Кэт. Заявление дочери, похоже, действительно ошеломило ее. – Кто был этот счастливчик – твой гинеколог или духовник?
– Майк, – ответила Бенни. – И я тоже не могла остановить это чувство. – Она выпрямилась и улыбнулась, довольная тем, что теперь она в нашей компании. – Я призналась ему в тот день, когда он уезжал в колледж. Все пришли на пристань прощаться с ним, помните? И я сказала: «Я люблю тебя», а он ответил: «Я тоже люблю тебя, Бенни» – и сел на паром.
Кэт легонько шлепнула ее по руке.
На кухне стало тихо. Я поняла, что Кэт и Хэпзиба беспокоятся о том, чтобы мне не причинили боль, стараются нарисовать картину ожидающего меня большого будущего, какую-то перспективу, которую я не учла. В какой-то мере я могла их понять, но принять не могла. Возможно, это в природе человеческой – думать, что твое состояние единственное и неповторимое, необыкновенное исключение. Возможно, мое внутреннее побуждение было мудрее, чем все их соображения. Дошутила легкое раздражение.
– А что, если я действительно намерена быть с ним и упущу такую возможность? – спросила я.
– Ты и должна быть с ним, – согласилась Бенни.
Устами младенца?… Или это был всплеск желаемого, которое взрослый человек, по сути оставшийся ребенком, выдает за действительное?
– Никто не может сказать тебе, что делать, – произнесла Кэт. – Тебе жить. Тебе и решать.
– Е come a time when eby tub haffa respon e won bottom, – сказала Хэпзиба, потом перевела: – В жизни каждого человека наступает момент, когда он должен крепко стоять на ногах.
Кэт ближе подошла ко мне, на лбу у нее залегло несколько неглубоких морщинок.
– Просто будь осторожна, – посоветовала она.
Я встала. Тюбики с красками, палитра, кисти рассыпались вокруг блюда с фруктами, словно выпали из рога изобилия. Я собрала их и снова положила в пакет.
– Всю жизнь была осторожной. – Я улыбнулась, глядя на них и чувствуя, что действительно крепко стою на ногах. – Я видела твое каноэ, Хэпзиба, на причале возле птичьего базара. Ты не против, если я на время возьму его?
– Бери, пожалуйста.
Она не спросила, зачем мне каноэ. Промолчала и Кэт. Они уже догадались.
Глава двадцать третья
Когда я плыла в некогда красном каноэ Хэпзибы по петляющим протокам, до меня донесся рев аллигатора. До наступления весны оставалось четыре дня, но было достаточно тепло, чтобы несколько самцов призывно «пели» на болотных отмелях, созывая своих подруг. Это было похоже на далекий раскат грома. К апрелю от рева вода в протоках будет колыхаться. Мы с Майком обычно плавали на плоскодонке по протокам, когда поднятый аллигаторами гвалт достигал пика, и своим появлением разгоняли греющихся на солнце черепах, чтобы их всех не съели крокодилы.
Придя на причал и спустив каноэ на воду, я обнаружила рядом с веслом черепаший череп со стола на крыльце Хэпзибы. Она явно оставила его тут для меня. Я вспомнила, как она, Кэт и мать передавали его друг другу все эти годы – напоминание о том, что они связали свои жизни. Сейчас череп лежал на потертом плетеном сиденье на носу, и, хотя вид у него был весьма древний, он зорко глядел вперед, словно правя лодкой.
Трава окрасилась зеленью, и на каждой отмели стояла белая или серая цапля, напоминая изваяние. Их терпеливая неподвижность нервировала. Когда я уже оставила надежду увидеть их в движении, они вдруг пробуждались к жизни, стремительно выхватывая из воды угря.
Я медленно двигалась вслед за отливом и сделала два неправильных поворота, прежде чем добралась до кончавшегося заводью притока, куда Уит привозил меня в тот день, когда мы были вместе. Когда образованный травой коридор привел меня в маленькую бухту, где мы сидели в джонке и беседовали, я положила весло на колени и предоставила лодку дуновению легкого ветерка. Он пригнал меня к крохотному болотному островку, на котором Уит построил свое отшельничье убежище на взгорке, под единственной пальмой.
На мне была пара старых болотных сапог, которые мать надевала, чтобы собирать урожай устриц на рифах; вместе с Кэт и Хэпзибой они набирали их целыми бочками, запасаясь на сочельник. Выйдя из каноэ, я по щиколотку увязла в грязи. По консистенции она была точь-в-точь как болтушка для выпечки и издавала гнилостный запах, который я с возрастом полюбила.
Я вытащила каноэ на траву. Вспотев, стянула спортивную куртку, обвязала ее вокруг пояса и, стоя в одной черной футболке, стала прислушиваться, не раздастся ли гудение мотора джонки Уита. Отплывая, я видела ее на причале. Я посмотрела на часы. Я приплыла точно в то же время, что и в первый раз, когда, по моим расчетам, он должен был делать осмотр своих птичьих базаров.