Они с Шабрийаном встретились в личных апартаментах Креспино под конец делового дня. Джедедайя жил на широкую ногу, хотя его контора была всего лишь малым форпостом торговой империи Креспино. Он управлял делами из здания, выходящего окнами на пристань. Комната на первом этаже, где сидели собеседники, блистала роскошью тяжелой парчи, прекрасной мебели, великолепных ковров и богатого собрания украшений из кораллов — ибо символом коммерции для Креспино были безделушки и византийская утварь, на торговле которыми когда-то смолоду он основал свое состояние.
— Вы предполагаете продать их или оставите себе? — продолжал банкир.
Шабрийан отвернулся от окна, в которое любовался прекрасной бронзовой статуей, воздвигнутой у причала в честь великого герцога Фердинанда. Весьма знаменательно, думал он, что статую герцога поддерживают фигуры четырех турецких рабов в цепях.
— Нет, я хочу эту партию отправить в Марсель, — сказал он.
Еврей одобрительно кивнул.
— Ах да, я слышал, что король Людовик намерен расширить свой галерный флот.
— Он задумал создать самый мощный флот в Средиземном море, и королевский Галерный корпус набирает гребцов где только может. Во французских тюрьмах уже не осталось заключенных, которых можно посадить на скамьи, и я уполномочен закупать иноземных рабов. Бюджет мой весьма велик.
Креспино с интересом рассматривал рослого аристократа. Интересно, с какой это стати Шабрийан, известный своей набожностью и свирепой ненавистью к мусульманам, теперь стремится услужить Королю-Солнцу Людовику Четырнадцатому Французскому, не слишком враждебно настроенному в отношении турок? Ответ не заставил себя ждать.
— Мне предложили, и я принял чин капитана в Галерном корпусе Людовика. Я готов положить на это жизнь. Уверен, что Корпус вскоре станет важным союзником в Вечной войне.
«Вечная война, — подумал еврей, — это безумие. Эта обоюдно разрушительная схватка между христианами и мусульманами длится уже несколько столетий, и если люди вроде Шабрийана будут иметь к ней отношение, она действительно продлится вечно. А пока дом Креспино в Ливорно, Коэны в Алжире и его щепетильный друг Лаццаро дель’Арбори на Мальте, конечно, неплохо зарабатывают на выкупах, на переговорах об обмене пленными, на продаже добычи, на рабах и на уйме прочих коммерческих операций».
— А вы не боитесь, что Людовик и его флот могут настолько усилиться, что когда-нибудь превзойдут мальтийский орден Иоанна?
Шабрийан пожал плечами.
— Большинство рыцарей Иоанна французы. Они служат ордену и папе, но сохраняют верность Франции.
— Точно выверенный баланс.
— Так же, как у вас.
Еврей склонил голову.
— Может быть, вы желаете, чтобы я позаботился о доставке рабов в Марсель, на стоянку королевских галер?
— Да. Я попрошу вас об этом. Мне нужно, чтобы эти люди прибыли туда как можно скорее. В Марселе их освидетельствуют и распределят по французским галерам, а мне надо бы заранее выяснить, кто из них на что способен, и еще здесь отобрать лучших, чтобы ими пополнить команду моего корабля, когда я присоединюсь к флоту Людовика. Сделайте это.
— В таком случае, я отправлю их в Марсель двумя партиями. Выбранных и указанных вами мы пошлем после некоторой задержки — второй партией. К тому времени, когда они прибудут в Марсель, там уже будут знать, что их следует разместить на вашем корабле.
— И еще одно, — добавил шевалье. — В своем письменном отчете вы можете указать такую, пожалуй, цену — сто тридцать скуди за голову. Французы заплатят лишку без вопросов, а я буду вам очень обязан, если вы перешлете разницу на Мальту в пользу ордена Святого Иоанна. Великий магистр Котонер нуждается в любых средствах, какие только можно добыть, для усиления фортов Валетты. Когда эта работа завершится, у рыцарей будет наилучшая гавань во всем Средиземноморье.
«Так вот что имеют в виду христиане, говоря, что надо ограбить Петра, чтобы заплатить Павлу», — подумал еврей-банкир. Шабрийан поступает согласно своей репутации фанатика, который ни перед чем не остановится, чтобы продолжить Вечную войну. Не удивительно, что его прозвали Львом Рыцарей и его галера «Святой Герасим» несет личный флаг Шабрийана с изображением пяти ран Христовых. Еврей слышал о Шабрийане много необычайного: что он совершил караванов, как называют грабительские плавания против неверных, больше, чем какой бы то ни было рыцарь — будь то из ордена Иоанна или Стефана, и что он сыграл доблестную роль в героической защите Крита от турок. Там, как говорят, мусульмане захватили его в плен и подвергли пыткам. Возможно, этим объяснялась его ненависть к мусульманам.