Шеф слегка ускорил бой, сделал ложный выпад снизу и сильно хлестнул Карли по руке с мечом. Отступив, он опустил палку.
— Ты должен помнить, Карли, — сказал Шеф. — Ведь не веники режешь. У тебя обоюдоострый клинок, а не секач. Для чего, по-твоему, нужно лезвие на второй стороне? Не для прямого удара, потому что ты всегда рубишь одной стороной, полностью вкладывая силу.
— Это нужно для обратного удара, — сказал Карли. — Я знаю, знаю. Просто не могу свою руку заставить, пока об этом не подумаю, а когда думаю, получается слишком поздно. Вот скажи, что будет, если я попробую драться с настоящим воином, викингом с корабля?
Шеф протянул руку за мечом, критически осмотрел лезвие. Это было неплохое оружие — после перековки. Но, располагая только тем, что имелось в деревенской кузнице, он сделал не много. Клинок по-прежнему был из цельного куска металла, без чересполосицы мягкого и твердого железа, которая придает лучшим мечам гибкость и прочность. Не смог он также наварить по краям клинка закаленные лезвия, которые отличали профессиональное оружие, — не нашлось хорошей стали, да и горн был слабоват, давал лишь красное каление. И теперь каждый раз, когда они уходят за деревню и Шеф фехтует с Карли своим Гунгниром, как алебардой, на дешевом железе меча появляются зазубрины, которые приходится править молотком и напильником. Однако и по зазубринам можно кое-что узнать. Если они образуются под прямым углом к клинку, значит Карли фехтовал правильно. От неумелого отбива на металле остаются царапины и зазубрины, идущие наискосок. В этот раз их нет.
Шеф отдал меч.
— Если столкнешься с настоящим воином, вроде человека, который обучал меня, ты умрешь, — сказал он. — Как и я бы умер. Но в армии викингов полно крестьянских детей. Ты можешь встретить одного из них. И не забывай, — добавил он, — если сойдешься с настоящим мечником, ты не должен драться честно.
— Ты так делал, — догадался Карли.
Шеф кивнул.
— Ты много чего делал, Шеф, о чем мне не рассказываешь.
— Если расскажу, ты не поверишь.
Карли сунул меч в деревянные, подбитые мехом ножны, которые они специально изготовили, — только в таких можно защитить меч от ржавчины в вечно влажном климате Дитмаршена. Оба побрели к лагерю, разбитому ярдах в тридцати, на полянке, где в тумане будто нехотя дымился костер.
— И ты не сказал, что собираешься делать, — продолжал Карли. — Неужто и впрямь позволишь Никко продать тебя на невольничьем рынке в Хедебю?
— Я и впрямь доберусь до Хедебю, — отвечал Шеф. — А там поглядим. Я не намерен кончить свои дни рабом. Скажи, Карли, как мои успехи?
Речь шла о тех долгих часах, которые Карли в обмен на уроки фехтования потратил, чтобы научить Шефа сжимать кулаки, бить коротким прямым вместо обычных размашистых свингов, двигаться и вкладывать в удар вес тела, защищаться руками и уворачиваться.
На лице Карли снова появилась обычная ухмылка.
— Да похоже, как и мои. Если встретишь настоящего противника, кулачного бойца с болот, он тебя одолеет. Но ты вполне можешь сбить человека с ног, если он будет стоять смирно.
Шеф задумчиво кивнул. Кулачному бою стоило научиться. Странно, что жители этого забытого уголка искусны только в одном виде единоборств. Наверное, они слишком мало торгуют и не имеют металла, вот и приходится драться голыми руками.
Один лишь Никко заметил возвращение Шефа и Карли в лагерь, наградив обоих сердитым взглядом.
— Мы будем в Хедебю завтра, — сказал он, — там наконец прекратятся твои гулянки. Я сказал, твои гулянки пора прекратить! — сорвался он на визг, так как Шеф его проигнорировал. — В Хедебю у тебя появится хозяин, он не даст валять дурака и прикидываться воином. Ты будешь вкалывать от зари до зари, об этом позаботится кожаный кнут. Ты его пробовал, я видел твою спину. Никакой ты не воин, а просто беглый!
Карли пнул комок грязи, едва не угодив в котелок Никко, и крик перешел в злобное бормотание.
— Это у нас последняя ночь, — негромко сказал Карли. — Есть идея. Завтра пойдем по хорошей дороге, по сухой земле, где живут датчане. Ты-то сможешь с ними разговаривать, а я плохо знаю язык. Но в полумиле отсюда есть деревня, там девки говорят по-нашему, по-болотному, как я и ты, — твой говор больше похож на фризский, но они тебя поймут. Так почему бы нам не наведаться туда и не узнать, вдруг там кому-нибудь надоели их утконогие парни?