Во многих колониях рабство являлось основой экономики, источником благосостояния колонизаторов, латифундистов, плантаторов, собственников рудников. Работорговля и рабовладель-чество создавали определенный "стиль" жизни, для которого были характерны ничем не ограниченные жестокость, произвол, насилие. Хосе Марти писал, что "каждое утро вместе с солнцем поднимался над кубинской землей бич рабовладельца" (Марти X. Избранное. М., 1956, с. 268), его щелканье раздавалось и во всех других колониях Америки. Рабов клеймили, некоторых подвергали изощренным пыткам, увечили. Особенно страдали женщины. Рабовладельцы не только насиловали их, но и нередко заставляли заниматься проституцией, присваивая себе, подобно сутенерам, их доходы. Восстания рабов сопровождались массовыми казнями, за беглыми рабами велась подлинная охота, их травили собаками, а при поимке обрезали уши, носы, кастрировали, избивали до смерти.
Рабовладельческая система повинна не только в порабощении и гибели миллионов африканцев, но и в том моральном ущербе, который она наносила обществу в целом, порождая расовые предрассудки, создавая расовые барьеры, расовую дискриминацию, жертвами которых было и в значительной степени продолжает еще оставаться небелое население во многих районах земного шара. Как справедливо отмечал французский ученый Марсель Пренан, существование рабства всегда сопровождалось расизмом, который провозглашал неполноценность народов, подвергавшихся рабству (Prenant M. Raza у racismo. La Habana, 1940, p. 11).
С работорговлей были связаны королевская власть, церковь, суды, колониальные чиновники, многие посредники. В ней принимали участие крупнейшие банкирские дома, торговые фирмы, члены королевских семейств, аристократы Испании, Португалии, Англии, Франции, Дании, Голландии, немецких и итальянских государств. Все, кто только мог, кто располагал капиталом и связями, пытался поживиться за счет купли, транспортировки и продажи негров. Сделки финансировались банковскими домами и страховыми компаниями.
Рабов поставляла Африка. Главные центры работорговли находились в португальских колониях. Работорговля осуществлялась как бы треугольником. Из портов метрополий направлялись корабли работорговцев, груженные оружием, порохом и другими товарами, в Африку, где их обменивали на рабов. Из Африки корабли с рабами шли в колонии, откуда с колониальными товарами возвращались в Европу.
Сколько было завезено рабов в Америку за три с половиной столетия? Точных данных на этот счет не существует. По мнению авторитетных ученых, работорговцами было продано от 50 млн. до 200 млн. человек. Достигло же Америки не более 20 млн., из них 3/4 мужчины (Фостер У. З. Негритянский народ в истории Америки. М., 1955, с. 35-36; Morner M. Race mixture in the history of Latin America. Boston, 1967, p. 17-18; Franco I. L. AfroAmerica. La Habana, 1961, p. 163-164. О значении негритянского фактора в современном этническом составе Латинской Америки говорят следующие цифры: потомки африканских рабов составляют 14% всего населения континента: 10% – в США, от 28 до 36% – в Бразилии, 46% – на Антильских островах, 6% – в Колумбии, 14% – в Эквадоре и 8% – в Венесуэле. В других странах процент значительно меньший. См.: Franco I. L. La presencia negra en el A Nuevo Mundo. La Habana, 1968, p. 19-20), остальные погибли в пути. Рабов поставляли европейцам продажные вожди племен. Невольников сортировали: стариков и детей убивали, оставшихся в живых связывали группами друг с другом и гнали пешком к факториям, расположенным на океанском побережье. Больных, отстающих убивали. Из факторий рабов увозили на невольничьих кораблях "цивилизованных" христианнейших европейцев прочь от родной земли.
Рабов, которых называли "черной слоновой костью" или "индийскими предметами" (piezas de Indias), набивали в корабли, словно это были ящики или бочки. Закованных в кандалы, их укладывали вплотную друг к другу (нередко заставляли даже сгибать ноги в коленях). По словам одного капитана невольничьего судна, "негру на корабле отводилось меньше места, чем покойнику в гробу".
Условия пребывания в переполненных трюмах были невыносимы, особенно в непогоду, когда люки наглухо задраивались. На тропических широтах многие рабы умирали от удушья. Антисанитарное состояние на кораблях не поддается описанию. В море невольничьи корабли можно было обнаружить с наветренной стороны по их специфическому запаху на расстоянии нескольких миль. Чтобы поднять настроение рабов, многие из которых кончали жизнь самоубийством (бросались в море, отказывались от пищи или заглатывали язык), надсмотрщики заставляли их ударами бича петь и плясать на палубах.
Но рабы гибли в пути не только от скученности, антисанитарии, болезней, самоубийств. Тех из них, которые осмеливались протестовать, стегали до смерти плетьми, отрубали им руки или головы, выбрасывали живыми в океан на съедение акулам, чтобы другим было неповадно оказывать сопротивление. Многих невольников кидали за борт, когда на судне не хватало еды и питья вследствие неожиданно затянувшегося рейса. С больными оспой поступали точно так же. После запрещения работорговли Англией в 1807 г. капитаны невольничьих судов, опасаясь быть уличенными в нарушении закона, временами "избавлялись от вещественных доказательств, выбрасывая за борт всех рабов. Голодные акулы неотступно следовали за невольничьими судами" (Фостер У. З. Указ. соч., с. 40-42).
И все же, несмотря на потери в живых людях, работорговцы оставались в выигрыше, их доход иногда достигал 1000% на затраченный капитал.
Как же относилась католическая церковь к этой громадной человеческой трагедии, к этому геноциду, которому нет параллели в истории, если не считать преступлений против человечества, совершенных нацистами во время второй мировой войны? Этот вопрос большинство католических авторов старательно обходит молчанием. Читая многочисленные современные церковные истории, посвященные Латинской Америке, может показаться, что рабство в испанских и португальских колониях не существовало вовсе. Так, например, в двухтомной иезуитской "Истории церкви в Испанской Америке" говорится главным образом о споре, возникшем в период конкисты, о природе индейцев и законности их порабощения (Lopetegui L., Zubillaga F. Historia de la Iglesia en la America Espanola. Madrid, 1965, p. 72-77). Этот спор, как известно, закончился признанием папским престолом и испанской короной индейцев людьми и запрещением обращать их в рабство. "Гуманизм" папы и королевской власти объясняется тем, что обращение в рабство индейцев сделало бы конкистадоров независимыми от короны и создало бы условия для отделения колоний от метрополии. Но это запрещение вовсе не означало, что индейцев не ввергали в кабалу, не эксплуатировали, не лишали жизни, не грабили. Об этом тоже умалчивают авторы упомянутой "Истории".
Что же касается рабства негров, то ему иезуитские историки посвятили в своем труде буквально несколько строк, отмечая, что XVI в. "начался ввоз черных рабов, чем была открыта грустная и достойная сожаления страница истории Запада в Америке. Испания была заинтересована в этой торговле, в особенности в первые времена после конкисты, хотя в основном она велась португальскими и итальянскими торговцами" (Ibid., p. 73). Далее говорится, что конкистадор Овандо привез с собой в 1502 г. несколько рабов-негров, которые бежали, в 1505 г. король разрешил Овандо приобрести еще 100 рабов, а пятью годами позже направил 50 новых рабов для работы в рудниках (Ibidem).
И это все! Как будто в природе не было миллионов рабов, доставленных в испанские колонии с ведома и разрешения испанской короны. Иезуитские историки ни словом не обмолвились и об отношении папского престола и католического духовенства к институту рабства, к борьбе за его отмену, которая велась на протяжении многих десятилетий в странах Латинской Америки, разделяя общество на два непримиримых лагеря – сторонников и противников рабовладения.