По вечерам — те несколько часов, пока Вилли не уходил на завод, — они бывали всецело поглощены собой. Лунный свет прохладным голубым покрывалом одевал их трепещущие тела. Ненасытная тяга друг к другу даже пугала их. Однажды, когда ощущение счастья переполнило его благодарное сердце, Вилли воскликнул:
— Ну что ты за женщина, ей-богу! С тобой я чувствую себя так… я не знаю… ну, словно мне девятнадцать лет… словно жизнь еще только начинается!
Его удивило то, как Берта отнеслась к этим словам. Сразу погрустнев, она нежно прошептала:
— Ты слишком хороший, Вилли, я тебя не стою.
— Что? — удивился он. — Это еще почему?
— Правда. Я ведь знаю. Вилли, милый, если я сделаю что-нибудь, что тебе не понравится, постарайся не сердиться. Помни только, что я тебя люблю.
— О чем ты говоришь! И что во мне особенного?
— Лучше тебя быть не может.
— Еще что! — засмеялся он.
— Ну, так ты сам мне скажи, какой ты человек?
— Я-то? О, я… — Вилли вдруг замолчал.
— Ты что, заснул? — ласково ткнула она его в бок.
— Кто его знает, какой я человек, — задумчиво сказал он.
Берта приподнялась и, опершись на локоть, поглядела ему в лицо.
— О чем ты думаешь? — серьезно спросила она.
— Ни о чем. А о чем мне думать?
— Да вот. я и спрашиваю: о чем? — Она засмеялась. — Эх вы, мужчины!
— Эх вы, женщины, — насмешливо ответил он. — Ну, слушай: я люблю играть на аккордеоне, я люблю свистеть, я люблю работать и… — он обхватил ее поперек туловища, как борец, и крепко прижал к себе, — …люблю гимнастику.
— Это я знаю, — засмеялась Берта. — А еще что?
— Ничего.
— Ты любишь ходить в церковь? Когда поженимся, надо бы иногда ходить по воскресеньям. Пойдешь со мной? Мы, фермеры, только в церкви и видимся.
— Пойду, конечно.
— Ты любишь принимать гостей?
— Конечно.
— Надо бы тебе познакомиться с Гутманами. И с Ирмой Винц, она моя соседка и старая подруга.
— Ирма! — воскликнул Вилли.
— Ты ее знаешь?
— Нет. Когда-то у меня была одна знакомая, тоже Ирма.
— Имей в виду, я ревнивая. Ты был в нее влюблен?
— Нет. Это жена моего приятеля.
— А кто он?
Вилли ответил не сразу. Он никогда не рассказывал Берте о Карле и сейчас обнаружил, что ему трудно говорить о нем. Но в конце концов он рассказал ей все.
— Да-а, — протянула Берта. — Но, конечно, если он был коммунистом… туда ему и дорога.
В первый раз с тех пор, как они сошлись, Вилли гневно повысил голос. (На следующий вечер он смиренно просил прощения.)
— Он был хороший человек! — резко крикнул он. — Нечего говорить о том, чего не знаешь! Он был честным человеком, и убивать таких — преступление!
— Но… — испуганно залепетала Берта, — прости меня… Это верно… я его не знала. И зря я это сболтнула. — Вилли молчал, и она продолжала: —А ты… ты никогда не говоришь о национал-социалистской партии и правительстве, Вилли. Может, ты из тех, кто…
— Не говорю, потому что не думаю о них, — сердито ответил Вилли. — Я хочу жить спокойно, и больше ничего.
Вилли кривил душою. В последнее время тайные мысли его беспрестанно вертелись вокруг политики, даже против его воли, даже если он, спохватившись, старался думать о чем-нибудь другом.
— Хочу жить спокойно — вот и все, — говорил он тем же сердитым тоном. — Хочу работать здесь, на ферме, если это возможно, и быть с тобой. — Он страстно обнял ее. — И мне нет дела ни до чего на свете. Лишь бы мы могли жить с тобой здесь тихо и мирно.
— Мы так и будем жить, — пылко зашептала Берта. — Вот увидишь, какой я буду хорошей женой. А если что тебе не понравится, ты только скажи, милый, я все сделаю по-твоему.
Вилли громко засмеялся в ответ. С нежностью глядя на Берту, он погладил ее по щеке.
— Ты даже не знаешь, как я люблю тебя, Берта, — прошептал он. — С тобой я забываю все, что мне не хотелось бы помнить. Ты словно… не знаю, как сказать. Но без тебя я ничто.
В жарком объятье они прильнули друг к другу.
— Милый, — прошептала она, — скажи… когда мы с тобой вот так… ты все еще думаешь о… ну, о своей первой жене?
— Нет, — мягко ответил он. — Нет!
— Я тоже никогда не думаю об Иоганне. Никогда, Вилли.
Оба сказали не полную правду, и это было правильно, иначе не могли поступить мужчина и женщина, которые испытывали такую потребность в любви.
Берта и Вилли переживали счастливые дни, но счастье их не было безмятежным. Его омрачало многое, и прежде всего Анна Манке. Через несколько недель после того, как Вилли стал постоянно бывать на ферме, Берта получила официальный вызов к уполномоченной национал-социалистской партии. Анна Манке наскоро осведомилась о здоровье Берты, а та, поблагодарив, в свою очередь спросила, как ее желчный пузырь (было общеизвестно, что у Анны неполадки в этой области), после чего Анна приступила прямо к делу.