Анна уговаривала ее, не жалея сил. Но так как от одних уговоров не забеременеешь, то ситуация становилась несколько комичной. Все это только забавляло бы Берту, если бы не Вилли. Постепенно она стала чувствовать какую-то неуловимую перемену, и это ее тревожило. Словно в гладкую ткань их отношений вплелась какая-то шероховатая нитка, и как ни старалась Берта, выдернуть ее она не могла.
Впервые тревога шевельнулась в ней в тот вечер, когда они стали обсуждать практические возможности их брака. Как ни стремилась Берта поскорее узаконить их отношения, она не могла не считаться со своим сыном. По новому закону о праве собственности на землю участок принадлежал Руди. Чтобы Вилли и Берта могли быть уверены в том, что прочно обоснуются на этой ферме, необходимо было заручиться согласием Руди на их брак. И хотя у Берты сейчас не было желания сильнее, чем жить вместе с Вилли, ей все же хотелось сохранить и любовь сына, и право хозяйничать на ферме.
— А что, если он скажет «нет»? — спросил Вилли, когда она ему рассказала об этом. — И как хочешь, все-таки глупо двум взрослым людям просить у мальчишки разрешения пожениться.
— Он не скажет «нет». И не разрешения мы у него просим.
— Если так, почему нам не пожениться сейчас?
— Не могу я, Вилли. В конце концов, мой родной сын… Я должна уведомить его заранее, хотя бы из приличия. Я же тебе сказала, какой вышел закон. Мы теперь потомственные крестьяне, и…
— Закон я понимаю. Но что, если твой сын скажет «нет»? Что, если он решит, что довольно и одного мужчины на ферме?
— Не будет этого. Обещаю тебе. Здесь нужны двое мужчин.
— Ты не отвечаешь мне, Берта. Я говорю: давай поженимся. Если твоему сыну это не понравится, — что ж, очень жаль. Ты думаешь, без этой фермы мы с тобой не проживем? Еще как проживем!
— Но почему ты не хочешь подождать, Вилли? Долго ли ему ответить?
— Я говорю, давай поженимся.
И все последующие недели, пока они ждали ответа от Руди, Вилли повторял одно и то же: «Берта, почему мы тянем со свадьбой? Давай поженимся, Берта». Он не повышал голоса, не требовал и не умолял. И все же вскоре Берта стала замечать, что он говорил «давай поженимся» всегда одним и тем же тоном. Этот тон ставил ее в тупик; она тщетно старалась понять его. В нем слышалась и грусть, и растерянность, и странная неудовлетворенность. И все вместе это было так сложно, что Берта не могла уяснить себе, что за этим тоном кроется.
Этого не понимал и сам Вилли. Он знал только, что ему страстно хочется поскорее начать новую жизнь. Завод стал действовать на него угнетающе: он напоминал о Дюссельдорфе. Вилли не мог дождаться дня, когда он сможет сказать: «Вот это и есть моя настоящая жизнь, именно такая, и другой у меня никогда не было».
Вскоре подобный же спор возник у них по поводу ребенка. Однажды вечером, когда Берта рассказывала ему о ферме и своих хозяйственных заботах, Вилли вдруг перебил ее:
— Берта, я хочу тебя кое о чем спросить.
— Да? (Ты совсем не слушал, что я говорю, верно ведь, милый?)
— Ты сказала… Ты как-то сказала, что еще можешь иметь детей. Это верно, Берта?
— Думаю, да. Трудно сказать наверняка, но моя мать рожала до сорока трех лет.
— Тогда… скажи, может, ты уже беременна? — с надеждой спросил он.
— Нет.
— Откуда ты знаешь?
— А вот знаю.
— У тебя были месячные?
Берта засмеялась.
— И без этого можно знать.
— Как, Берта?
— Дурачок!.. Я кое-что делаю… Я пока не хочу ребенка.
Вилли помолчал. Он был уязвлен ее ответом.
— Ты не хочешь ребенка?..
— Пока мы не поженимся — нет. А ты как считаешь?
— Да, конечно, но тогда — почему мы не поженимся, Берта?
— Вилли, Вилли, мы уже десять раз говорили об этом. Ты знаешь почему.
— Знаю. Милая, я знаю, лучше подождать, пока мы поженимся, но…
— Но что, Вилли?
— Но я хочу ребенка, Берта. Конечно, если тебе не опасно рожать…
— Вот еще! Я наверняка могу нарожать еще целую кучу ребят, — самодовольно перебила она. — Я здоровая, как телка. А ты… — она перегнулась через стол и жадно поцеловала его, — …от тебя я могу забеременеть и в шестьдесят лет. С тебя станется…
— Тогда… раз мы все равно поженимся…
— Нет! — перебила Берта. — Пока не обвенчаемся — нет!
— Да… пожалуй, так. Лучше подождать, — сказал он, нахмурясь; голос выдавал его волнение.
— Господи боже, Вилли, ответь-ка мне на один вопрос. Почему ты так торопишься жениться и иметь ребенка? Почему ты не можешь подождать месяц-другой?