Берта расхохоталась.
— Чего только не придумают! Слышишь, Руди? Так мы теперь и живем. Вот глупость-то!
— Позволь, Берта, — вмешалась Марта, чуть покраснев. — Ты должна понимать, что закон не может быть глупым. Я случайно знаю, в чем дело. Волос пойдет на текстильные фабрики. Из него будут делать материю. Что же тут глупого?
— Конечно, конечно, — виновато сказала Берта. — Раз надо, значит, надо. Ты, пожалуйста, не подумай чего-нибудь… А еще что, Гуго?
Гутман усмехнулся.
— Как ты управляешься на ферме одна?
— Просто из сил выбиваюсь. Мое сено скоро совсем пересохнет, а картошка…
— На будущей неделе у тебя будут помощники.
— Нет, серьезно? Откуда вы знаете?
— Я видел сегодня Розенхарта. Прибывают рабочие команды.
— Ну, слава богу! — с жаром воскликнула Берта. — Руди, Вилли, вы слышите?
Руди хмыкнул:
— Давно пора. Когда кончится война, я хочу получить ферму, а не пять гектаров бурьяна.
Берта восторженно вздохнула:
— До чего хорошо! Какой счастливый день!
— А еще что ты слышал от Розенхарта? — тихо спросила фрау Гутман. — Что же ты не расскажешь, Гуго?
— Эльзи, ведь мы решили не говорить.
— А что такое? — заинтересовалась Берта.
Гутман пожал плечами.
— Да ничего. Скажу в другой раз. Руди, может нальешь еще по стаканчику, если тебе не жалко?
— Пейте вволю, — добродушно ответил Руди.
— Руди, слышал про моего Эрнста? — спросила Марта, протягивая стакан. — Он получил награду.
— Правда? Это здорово, Марта, — завистливо сказал Руди. — А где он теперь?
— Да все там же, в Африке. — Марта засмеялась. — Гоняет англичан. Он пишет, еще одна атака — и они будут уже в Египте.
— Умеют бегать эти англичане! — воскликнула Гедда. — Руди, если я буду пьяная от этого чудного шампанского, виноват будешь ты! Англичане умеют заставлять других воевать за себя — и бегать. Вот и все.
— Да ведь у англичан нет ни морали, ни чести, — добавила Марта. — Ей-богу, я написала своему Эрнсту, что, раз он воюет с англичанами, ему должны дать еще один орден или я не пущу его домой.
— Ордена! — негромко повторила ее мать. Она устремила на дочь свои печальные красивые глаза. — Ты думаешь, война — это прежде всего ордена? Четыре человека из нашей семьи сражаются на войне. Ты думаешь, им достанутся только ордена?
— Мать, это же просто пораженческие разговоры! — сердито воскликнула дочь. — Ты что, за ребенка меня считаешь? Новый мир нельзя создать без жертв.
— В газете напечатаны статистические данные, Эльзи, — успокаивающим тоном вставил Гутман. — На всех фронтах мы пока что потеряли три миллиона пятьсот тысяч человек, и большинство из них— раненые. А у русских уже восемь миллионов убитых.
— Что мне твоя статистика? — презрительно сказала фрау Гутман. — На прошлой неделе мы получили письмо от Гертруды. — Она обернулась к Берте. — Ее Лютц убит.
— Как? Сын Гертруды Брандит?
Лицо Эльзи Гутман стало злым.
— А Вальтер Беккер возвращается домой. Как раз вовремя, чтобы в сентябре помочь отцу рыть картошку. Только он совсем без ног, так что это, пожалуй, будет ему трудно.
— Мать, может быть, ты перестанешь? Ведь это же просто глупо! — заявила Гедда. — Это пораженчество.
— А близнецы Розенхарта, — неумолимо продолжала фрау Гутман. — Вы помните их?
— Эльзи! — прикрикнул на нее муж. — Ты же обещала.
Берта переводила взгляд с одного на другого. Лицо ее побелело.
— Они ранены?
Эльзи горько улыбнулась.
— Не ранены, не в плену и не пропали без вести — еще двое для статистики.
Берта прижала дрожащие пальцы ко рту.
— Неужели убиты, Эльзи? Неужели эти славные, красивые мальчики погибли?
— Оба погибли, оба. Им еще и двадцати двух лет нет, и оба убиты.
— О господи, — прошептала Берта и с тоской поглядела на Руди. — Ах, бедный Эрих.
— К черту! Довольно ныть! — сердито закричал Руди. — Давайте веселиться.
— Герр Веглер, — прохрипел Гутман. — Берта говорит, вы хорошо играете. Давайте-ка споем. — Сурово нахмурясь, он взглянул на жену.
Вилли встал. Он поглядел на Эльзи Гутман, и лицо его словно окаменело. Потом нетвердыми шагами — он был немножко пьян — подошел к ящику, в котором хранился аккордеон.