Кряхтя от боли в голове и ломоты в ребрах, Вилли с трудом поднялся на ноги.
Берта отступила назад, крепко сжимая в руке нож.
— Простите, — смущенно сказал он, — как я сюда попал?
— Вломился в дом. Словно громила. Вот как!
— Вломился? — Вилли не сомневался, что она лжет.
— Ах, вы, конечно, не помните? — Высоким плачущим голосом она передразнила его: — «Я нечаянно… Я был пьян… Ничего не помню!» Знаю я вас, мужчин. Все вы свиньи!
— Простите, — почти жалобно сказал Вилли. — Ради бога, простите. Я сейчас уйду. Только скажите, где я?
— На моей ферме, вот где! Вы, небось, с завода?
Вилли смущенно кивнул.
— На завод идти в ту сторону, по дороге. И очень жаль, что вы не дошли туда, а ввалились в мой дом и стали бить посуду, как сумасшедший.
— Бить посуду? — с вялым испугом спросил он. — А что я разбил?
— Глядите. Этот стакан.
— О-о!.. Не беспокойтесь. Я заплачу.
— А собака? За нее вы тоже заплатите?
Вилли вытаращил глаза.
— Какая собака?
— Да вон та, — указала Берта. — Моя собака, которую вы убили.
Он уставился недоуменным взглядом на окоченевший, безобразный труп собаки у порога, подозревая, что женщина просто выдумывает. Как он мог убить собаку? Зачем? Но, главное, как он сюда попал?
— Я ее убил? Неужели правда? — спросил он.
— Может, вы скажете, что она живая? Может, она, по-вашему, лает? Эх вы, скотина этакая!
— Как же я ее убил?
— Раздавили ножищами, вот как. Сначала хватили ее кулаком по голове, а потом давай топтать. Все кости ей переломали, а. какая была собака! Я в ней души не чаяла. Ну, так как же, заплатите или мне идти в полицию?
— Заплачу, конечно, заплачу, — торопливо заверил ее Вилли. — Я честный человек. Раз вы говорите, что я ее убил, я вам заплачу за нее. Только как же это могло быть? Зачем бы я стал убивать собаку?
Берта, конечно, знала, что ее зловредная дворняжка сама виновата — должно быть, накинулась на этого прохожего, как раньше кидалась и на других. А так как нрав собаки хорошо знаком в деревне, то, сколько бы Берта ни грозила полицией, все это были лишь пустые слова. Но когда Вилли поспешно согласился возместить убытки, у нее даже дух захватило. Вот повезло-то!
— Слушайте, — сказала она. — Что сделано, то сделано. Я понятия не имею, почему вы ее убили. Я знаю только, что она никогда в жизни никому не сделала вреда. Ласковая была, как овечка. Может, она подбежала, чтобы вы ее погладили, а вы, скотина бесчувственная, взяли да убили бедняжку!
— Это ужасно, — пробормотал Вилли. — Бедная собачка!
— Нечего теперь нюни распускать. Хотите, чтоб все было честно-благородно, платите деньги.
— Я заплачу. Я же сказал, что заплачу!
— Она ученая была, имейте в виду. Не простая собака.
— Я заплачу. Скажите сколько.
— Когда стадо шло домой, разве я когда-нибудь ходила встречать коров? Бывало, скажешь: «Пригони коров», она побежит и пригонит.
— Мне очень жаль, очень жаль, — убито бормотал Вилли. — Поверьте мне, я уплачу.
— И уж как я ее любила! Я женщина одинокая, она у меня и сторожем была. Где теперь найдешь такую собаку?
— Мне очень, очень неприятно, — в отчаянии сказал Вилли. — Если б можно было ее оживить, я бы оживил. Но я честный человек и…
— Ладно, если вы честный, давайте восемнадцать марок, — это и за стакан тоже.
Вилли опешил.
— Восемнадцать марок?
— Ха! Как видно, честный вы только на словах.
— Но… восемнадцать… Да ведь самая породистая собака стоит…
— Что вы мне толкуете о породистых собаках! — язвительно перебила Берта. — На что фермеру ихняя порода? Мне нужна такая собака, чтоб работала, чтобы знала свое дело, а не породистая финтифлюшка с закорючкой вместо хвоста! А потом, я же не говорю, что четыре года назад заплатила за нее восемнадцать марок. Вовсе нет! Но ее столько лет учили— это стоит денег, правда? Вы должны возместить то, что собака стоила мне. Так что платите, или я иду в полицию. А полиция возьмет с вас больше, не беспокойтесь! Они не такие добрые, как я. В полиции вы еще и штраф заплатите!
— Ладно, ладно, — быстро сказал Вилли. — Восемнадцать марок! Что ж, заплачу. — Он сунул руку в карман и вынул два пфеннига. — О-о! — тихо протянул он.