— «О-о!» — передразнила его Берта.
— Я принесу, даю вам слово. Сегодня же вечером принесу.
Сердце Берты дрогнуло от разочарования. Кажется, плакали ее денежки. Ведь она не решится идти в полицию.
— Слушайте, — сказал Вилли, по-своему поняв выражение ее лица, — вот мое удостоверение личности. Если я не принесу деньги, можете заявить на завод.
Берта внимательно поглядела на удостоверение.
— А когда вы принесете? Вечером можете?
— Могу.
— Ладно, значит, сегодня вечером — не то завтра утром я иду в полицию.
Вилли кивнул. Неуклюже потоптавшись на месте, он пробормотал: «До свиданья», — и вышел.
Берта на цыпочках подошла к двери и постояла, глядя вслед Вилли, шедшему к калитке. «Сроду не видела такого простофили!» — подумала она, смеясь про себя. Она взглянула на окоченевший труп собаки и ткнула его носком башмака.
— Вот уж повезло, так повезло! — воскликнула она вслух с приглушенным смешком. — Отделалась от этой дряни да еще восемнадцать марок заработала!
При таких довольно неприятных обстоятельствах встретились мужчина и женщина, которым было суждено полюбить друг друга.
Глава девятая
Вилли пришел поздно вечером, когда Берта уже собиралась ложиться. Почти весь день он проспал, затем потратил несколько часов, чтобы собрать пять марок, которые сейчас лежали у него в кармане. Он терпеливо ходил от одного знакомого к другому, одалживая по монетке то тут, то там. И весь вечер он ругал себя за то, что пропил последние деньги у Поппеля. Не материальные, а чисто моральные соображения заставляли его раскаиваться — как можно было дойти до такого скотского состояния! И хотя темная тяга к шнапсу была в нем сильнее гордости, все же и пьянствуя он никогда не мог заглушить тайный стыд.
Он пришел на ферму к девяти часам вечера. Увидев, что в окнах темно и маскировочные шторы не спущены, он заколебался, не зная, как быть. Может, этой женщины нет дома и он должен подождать? А если она уже спит, может будить ее неудобно? Вилли, заводской рабочий, живущий в бараке с электрическим освещением, не знал, какое ничтожное количество керосину выдавалось по карточкам. Но для одинокой крестьянки Берты Линг, которой почти все вечера приходилось сидеть в темноте, нехватка керосина была одним из самых тягостных лишений военного времени. Сейчас она сидела на кухне и парила ноги. Деревянные подошвы новых башмаков «Победа» набивали ей мозоли.
Вилли пошел на компромисс со своей нерешительностью, постучав еле слышно. И невольно вздрогнул, услышав громкий голос из кухни:
— Да? Кто там?
— Это я… Веглер… с завода.
— Одну минутку, — отозвалась Берта, взволнованно вскакивая с места. Она босиком подбежала к окну, спустила шторку и зажгла лампу, потом быстро отворила дверь. — Входите, входите, — приветливо сказала она, охваченная наивной алчностью, которую не могла даже утаить. — Я… — Она застыла на месте с открытым ртом. Неужели это тот самый человек? Не может быть! Весь день Вилли представлялся ей таким, каким она видела его утром, — огромным оборванцем с идиотски-бессмысленной рожей. У того громилы и стоявшего на пороге мужчины было только одно общее — мощное сложение. Вилли приоделся — синий шерстяной костюм, чистая белая рубашка, галстук, вычищенные ботинки. Он совершенно сознательно хотел исправить неприятное впечатление, которое наверняка произвел на женщину вчера вечером. И вовсе не потому, что его интересовала сама Берта. По правде говоря, в памяти у него остались только ее громкий голос да злобная сварливость. Но в характере Вилли имелась одна глубоко скрытая черта: для него было невыносимо знать, что кто-то думает о нем плохо. И сегодня вечером, собираясь рассчитываться с незнакомой женщиной, он полчаса приводил себя в порядок, словно шел на праздник.
Вилли даже не подозревал, каким успехом увенчались его старания. Вместо вчерашнего бродяги Берта неожиданно увидела перед собой аккуратно одетого, представительного и даже красивого мужчину. Ей стало стыдно за свой вид; она подбежала к двери босиком, платье на ней было старое и грязное, а волосы… почти бессознательным движением она подняла руку и потрогала, не откололись ли косы. Наконец, оправившись от неожиданности, она сказала:
— Ну, что же вы не входите? — и чуть надменно добавила — Очень уж вы поздно. Я собиралась ложиться.
— Простите, — извинился Вилли и робко шагнул в кухню. — Дело в том, что… — Он запнулся. — Пришлось занимать деньги, понимаете. На это ушло много времени.