5
После похорон князь Дмитрий каждый день говорил, что немедленно уезжает в свой Брянск, однако всё откладывал и откладывал отъезд, словно опасался чего-то или что-то выжидал.
— Девятины справим, и в путь, — объявлял окончательное решение.
А отметили упокойную память Феодосьи в девятый день, он снова задумался о чём-то.
— Теперь небось сорочины станешь ждать, князь? — предерзко спросил Алексей Хвост.
Дмитрий то ли необидчив стал, то ли не уловил вызова:
— Може, и отобедаю с Феодосьюшкой в остатний раз, после сороковин она уж больше не сядет за этот стол.
Через несколько дней Хвост опять спросил настойчиво и с неудовольствием:
— Коней-то ковать, что ли?
— Погоди пока, скажу, когда надо будет, — отвечал князь и теми же стопами к Ивану: — Послушай, зятёк дорогой, что это твой тысяцкий смотрит на меня волком брянским? Приструни ты его!
Иван позвал к себе Хвоста:
— Алексей Петрович, за что ты моего бывшего тестя невзлюбил?
— До него нет мне дела, а вот почему он с Васькой Вельяминовым снюхался, какая у них общая польза-выгода?
— Может, зря тебя это занимает? Может, и нет тут никакого своекорыстия? — спрашивал Иван, но не было в его голосе уверенности.
— Дозволь, княже, мне ненадолго отлучиться из Кремля.
Взгляд у Хвоста был точно такой же обещающе заговорщицкий, как в тот раз, когда получали от новгородцев серебро для Орды. И как в тот раз, Иван ответил боярину взглядом понимающим и согласным.
К вечеру следующего дня тысяцкий пришёл к Ивану с тяжёлым кожаным кошелём. Вытащил из него связку серебряных подков. С первого взгляда понять можно было, что все они новенькие — без ремённых путлищ, без следов всадницкой ноги на донцах.
— Откуда это?
— Не поверишь, княже, изловлены в Красном пруду, из которого речка Чечора вытекает. А рыбак во-он за дверью стоит, позвать?
Лицо вошедшего и сразу павшего на колени старика показалось Ивану знакомым. Присмотрелся внимательно — может, и не старик, а мужик в средовечии, просто рано поседевший, но знаком определённо.
— Кличут как?
— Турманом.
— А звать? — вмешался в расспрос Хвост.
Мужик недобро покосился на тысяцкого, не ответил.
— От крещения имя было? — построжал Иван голосом.
Мужик тряхнул патлатой головой, вскинул на князя честные глаза:
— Неуж, великий князь московский, не упомнил меня? Афанасий я.
Вон оно что!.. Привратник Свейского монастыря, многоречивый и вздорный новокрещён, говоривший о своей мечте обрести ангельский образ, поселиться в обители до кончины живота своего.