Поздно ночью, еще раз прокрутив в голове всю информацию по сегодняшнему ЧП, Петрович, сам не зная почему, решил прослушать запись разговора с Анжелой Георгиевной, сохраненную в его телефоне. Конец записи его несказанно удивил и обрадовал. На фоне последних реплик разозленной мамаши, откуда-то из глубины помещения донесся едва различимый обрадованный голос Анфисы: «Ма! Я нашла его! В кроватке, под подушкой!» Сразу после этих слов Анжела Георгиевна резко замолкла и в следующую секунду отключилась. Конечно, оставалась ничтожно малая доля вероятности, что девочка говорила не о крестике, а о какой-то другой вещице или игрушке. Но интуиция матерого сыскаря снова напомнила о себе. Версия Петровича подтверждалась неопровержимыми объективными данными. С самого начала он предполагал, что в случившемся нет не только состава, но и даже самого события преступления. Однако, чувствуя настроение руководства, отчетливо осознавал, что ни в чем невиновной Земфире грозят реальные неприятности. Уголовно-правовое преследование - это вряд ли, а вот административные, материальные и морально-нравственные издержки - наверняка. Потом бывший опер еще долго размышлял над тем, в каком виде и на каком этапе ему следует вмешаться в ход этого дела? Ему сильно не хотелось в очередной раз входить в открытое противостояние с руководством садика и убеждать в ошибочности принятых решений. К тому же, прекрасно понимал, что негласная звукозапись не может в данном случае служить доказательством по делу, а при определенных обстоятельствах даже может быть использована против него и признана противозаконной. Решил действовать по обстановке.
На следующем дежурстве узнал от сменщика, что в садик приезжал участковый, опрашивал персонал и руководство, в результате чего Земфиру временно отстранили от работы. Заведующая провела общее собрание коллектива, на котором туманно и бездоказательно намекнула на причастность помощницы воспитателя к пропаже крестика у ребенка из «Ласточек». В конце строго-настрого запретила всем распространяться о случившемся за пределами садика до оглашения официального решения «компетентных» органов. Петровичу стало ясно, что Анжела Георгиевна взяла-таки «грех на душу», не остановилась, не включила задний ход и не отозвала заявление из полиции. Значит, пришло время действовать.
Как именно действовал и что предпринимал скромный сторож детсада, так и осталось загадкой. Но через несколько дней заведующая объявила коллективу, что проверка по ЧП закончилась отказом в возбуждении уголовного дела, так как пропавший крестик нашелся, Земфира, несмотря на «полную реабилитацию», вскоре уволилась по собственному желанию и устроилась в престижную клининговую компанию. А еще через несколько дней, опять около 11часов дня в субботу, позвонила заведующая и приказала через полчаса открыть ворота, пропустить во двор машину, принять от водителя и перенести в ее кабинет коробки с гуманитарной спонсорской помощью. Петрович нисколько не удивился, когда в назначенное время к крыльцу основного входа плавно подкатил белый «Лендкруизер», из которого вальяжно вышел Николай Александрович - отец Анфисы и муж Анжелы Георгиевны. Мужчины визуально знали друг друга, но близко знакомы не были. Выгрузив из багажника на крыльцо две увесистые коробки, бизнесмен неожиданно, видимо лишь для того, чтобы нарушить неловкое молчание, каким-то оправдывающимся тоном сообщил, что переводит дочку в другой, частный детсад с изучением английского и китайского языков. По этому поводу решил отблагодарить заведующую и коллектив учреждения скромными подарками, а детишек - воспитанников порадовать новыми игрушками и учебно-развивающими принадлежностями. Закрывая за выехавшей машиной ворота, Петрович философски про себя отметил: «Вот уж действительно, добро и зло в этой жизни не только противостоят и борются друг с другом, но являясь двумя сторонами единого целого, так же уравновешивают и умиротворяют сами себя»