Саламбек сказал Дерикоту, что это «земляки, которые заехали проведать», волноваться Феликсу нет причин — люди хорошие, «простые мирные жители», уехали из Чечни по доброй воле, война всем им надоела до чертиков, и надо уже прибиваться к какому-то мирному берегу. Судя по всему, Дудаев войну проиграл.
Дерикот на эту эмоциональную тираду Саламбека ничего не ответил, понимал, что это могут быть всего лишь слова, верить чеченцам особо не стоит — люди Востока хитры и коварны. Он пожалел, конечно, что война так быстро может закончиться — им с Саламбеком и Рустамом она много дала…
Уединившись с Саламбеком в одной из спален, Феликс сказал:
— Я тебе помог, Саламбек, твоим людям, а теперь ты помоги тем, кто просит твоей помощи.
Саламбек засмеялся.
— Ты научился говорить совсем по-восточному, Феликс Иванович. Говори прямо: чего хочешь? Чем мы тебе можем помочь? Ни в чем тебе не откажу. Запомни: чеченцы умеют помнить добро и благодарить.
Дерикот помялся. Оглянулся на дверь, встал, плотнее прикрыл ее. Потом снова сел напротив Саламбека, заглянул в его черные внимательные глаза.
— Просьб у меня две… Одну женщину надо к хорошим деньгам пристроить. Женщина нам с тобой нужная. Она, кстати, из Грозного, получается, ваша землячка, но русская. В торговле много лет проработала, в наших делах разбирается. Человек проверенный, рекомендую. Она сейчас у меня на фирме, но бабе надо дать хорошо, очень хорошо заработать. Понимаешь меня?
— Как ее зовут, Феликс Иванович?
— Изольда. Изольда Михайловна Макарычева.
— Понял. Я подумаю, Феликс Иванович. Мы тут как раз одно дело обмозговываем, как говорят русские. Людей много, кормить надо… Она тоже будет торговлей заниматься. Я скоро скажу тебе.
Дерикот удовлетворенно кивнул.
— Хорошо. Позвони мне, как решишь вопрос. Приходить не надо. Давай мы с тобой не будем особо афишировать наше знакомство, Саламбек. Люди памятливы, могут потом и вспомнить что-нибудь.
— Понимаю. А что еще за просьба, Феликс Иванович? Ты говори, не стесняйся! — подбодрил Саламбек Дерикота, видя, что тот как бы не решается продолжить разговор. — Деньги нужны? Сколько? Десять, двадцать миллионов? Машина новая нужна? Я помогу, отдашь потом, когда будут.
Дерикот еще раз глянул на закрытую дверь, покачал склоненной головой.
— Машина у меня есть, новая. Денег я тебе сам дам, Саламбек. Дело не в деньгах…
Саламбек молчал, ждал.
— Тут, понимаешь, дело посерьезнее… Ты мне скажи, Саламбек, вот эти люди, что тут, с тобой… ты им доверяешь?
— Им сам Джохар доверяет, Феликс Иванович. Говори, не бойся!
Дерикот вынул из кармана пиджака фотографию Глухова.
— Этот человек сильно нам с тобой мешает, Саламбек. Очень сильно!
Тот взял из рук Дерикота фотографию, стал разглядывать. Сказал:
— Глаза у него строгие. Как у начальника.
— Он и есть начальник, Саламбек! Директор завода, где мы с тобой гранатометы покупали. Глухов его фамилия.
Саламбек еще посмотрел, стал с фотографией разговаривать:
— Хорошо живешь, начальник, сладко кушаешь, а другим не даешь. Так? Нехорошо-то… Всем надо давать жить.
Спросил потом у Дерикота:
— Адрес его знаешь?
— Конечно.
— Оставишь карточку?
— Для того и принес.
— Недели две нужно, Феликс Иванович. Последить за этим человеком надо, режим дня его изучить… Сколько платишь? Я должен своему человеку сумму сказать. Для начальников такса другая. Исполнители сейчас много берут.
— Сколько скажешь, Саламбек. Но в пределах разумного, конечно.
— Что ж… Готовь «лимонов» сорок ваших деревянных. А лучше — доллары, по курсу. Бумаги меньше.
— Бумаги меньше, согласен. — Дерикот поднялся. С лица его спало напряжение, итогом разговора он был доволен: и людей он для такого важного и опасного дела надежных нашел, и запросили с него недорого. Впрочем, не только с него одного…
Прибавил:
— Делать надо наверняка, Саламбек. Брак в работе недопустим.
— Обижаешь, Феликс Иванович. Когда мы тебя подводили?
Выследил Григория Моисеевича и убил некто Стрекальчук — залетный киллер, с которым Саламбек познакомился в ресторане. Стрекальчук недавно освободился, гастролировал по России, сшибал «легкую деньгу» где придется. Сговорились они на тридцати трех миллионах рублей. Двадцать три киллер получил сразу же, на следующий день после ресторанной встречи, в гостинице, где он остановился и снимал шикарный номер. В причины будущего убийства особо не вникал — значит, в чем-то провинился этот человек. Саламбек не сказал ему, кто он такой, этот пожилой мужик с умными глазами, а он не стал спрашивать — какая разница? Хороший ли, плохой, умный или дурак… Виноват перед денежными людьми — вот и все объяснение, вся мотивация. А работа есть работа.
Убив Глухова в подъезде дома, Стрекальчук спокойно пошел прочь, бросил пистолет в мусорный бак возле приземистых железных гаражей, присыпал его для верности всяким хламом и двинулся совсем не в том направлении, о котором они договорились с Саламбеком. Стрекальчук знал, нутром чуял, да и опыт ему подсказывал, что, явись он за «своими» десятью недополученными «лимонами», живым ему не быть. Чеченцы обещали ему заплатить остальную сумму и отвезти на машине в аэропорт, откуда он спокойно может улететь на ридну свою Украину. Но Стрекальчук не первый уже раз убивал людей за деньги, знал о коварстве тех, кто нанимал таких, как он, потому всегда брал максимальный аванс, а за остальными не являлся.
Умный киллер — долгожитель.
Жадный киллер — смертник.
А двадцать три «лимона» русских «деревянных» у него на Украине — это очень большие деньги. На них можно хорошо пожить.
Невысокий, щуплый, ничем не привлекающий к себе внимания мужчина средних лет в джинсовом костюме и стоптанных кроссовках, с полиэтиленовым пакетом в руках, в котором, небрежно завернутые в газету, лежали деньги, сел в такси, попросил отвезти себя в пригород, где заскочил в отходящую электричку; на конечной станции он посидит в вокзальном ресторане, хорошо, плотно и вкусно поест, а потом купит билет на скорый ночной поезд в Москву…
Четверо вновь прибывших «посланцев Грозного» с первых же дней развили бурную коммерческую деятельность — КамАЗ не стоял у них теперь ни одного дня. Не пустовала и халупа в Боровском. Купили они ее по дешевке, за три с половиной «лимона», у родственников умершей недавно старухи. Маленький, покосившийся от времени домик с позеленевшей крышей превратился в склад, где появлялись то мешки с сахаром, с мукой, то ящики с какими-то консервами, упаковки с пластмассовыми бутылками кока-колы или «Херши», то рулоны рубероида или оконное стекло…
Командовала теперь всем этим «богатством» Изольда. В ее обязанности входило искать оптового покупателя, и она целыми днями моталась по базам и магазинам, стройкам и дачным кооперативам. Покупатели находились. Многих прельщали сносные цены — они были ниже, чем у других торговцев, и Изольду с ее недорогим товаром довольно скоро узнали в городе. В Боровское зачастили дилеры — так называются современные перекупщики — и просто оптовики. Торговля шла бойко, Изольда радовалась новой работе, ей полагался очень хороший процент. При каждом удобном случае она благодарила Дерикота, не очень-то задумываясь над тем, а откуда эти товары берутся. Но однажды ее взяло сомнение: как это только что приехавшие в Придонск кавказцы сумели найти и нужных, «добрых», продавцов и сами товары?
Байрам, старший из чеченцев, на ее робкий вопрос буркнул неопределенное: «Ты продавай, что тебе привозят… Все жить хотят…»
Тон, каким это было сказано, ее задел и еще больше насторожил. Она задумалась, стала повнимательнее приглядываться к бизнесу, каким занималась, к Байраму с его молчаливыми помощниками-грузчиками — что за люди? И вовсе они, кажется, не чеченцы…
В КамАЗе она как-то увидела «ежа», догадалась, что это за штука и зачем. Острые зубья этого приспособления насквозь проткнут колеса любой машины… Ее вдруг осенило: а что, если Байрам и его команда занимаются на дорогах обыкновенным разбоем?!