Мержоев, сдвинув острые коленки и зажав между ними ладони сухих старческих рук, слушал вопросы, кивал склоненной головой.
— Правильно говоришь, дорогой. Приехали люди, да, в марте. Рустам, Саламбек, Аслан. Еще трое парней с ними были, грузчики, я не знаю их имен. Рустам попросил меня, чтобы я его временно прописал, он машину хотел зарегистрировать тут, в Придонске…
— А что они с собой привезли?
— Фрукты, яблоки…
— А где прячут оружие?
Маринин видел, что попал в точку. Мержоев изменился в лице, и подполковник не давал ему передышки, сыпал и сыпал вопросы…
Казбек замахал на него руками, взмолился:
— Погоди, дорогой! Не надо так быстро. Я старый человек, моя голова плохо запоминает твои вопросы. Говори по порядку, так мы быстрей поймем друг друга.
— Где спрятано оружие? Сколько его? — повторил Маринин.
— Я не видел никакого оружия! Даю тебе честное стариковское слово, товарищ Маринин! Я много лет прожил в России, среди русских, я не хочу вам зла. И я бы не пустил сюда Саламбека и Рустама, если бы знал, что они приехали убивать. Саламбек сказал мне: пусти на время, Казбек. Ты чеченец, и мы чеченцы. Мы должны помогать друг другу. Грозный разбит, наши дома разрушены, жить негде, работать негде… Остались деньги, хочу жить мирно, торговать… Как не пустить, товарищ Маринин?
— Тебе денег дали?
— Дали, дорогой. Я тоже жить должен. Пенсия маленькая, жены нету. Один сын, Иса, отдельно живет, другой сын со мной, не женатый еще, учится. Саламбек дал денег, попросил машину поставить, Рустама временно прописать. До осени. Я прописал.
Маринин показал старику фоторобот.
— На кого он похож, Казбек?
Мержоев взял вздрагивающими пальцами ксерокопию фоторобота, присмотрелся.
— Наш это человек, дорогой. На чеченца похож, да. Как зовут — не знаю. Не видел его. В доме у меня его не было.
— Скажи, Казбек, мог Рустам кому-нибудь свою машину дать?
Чеченец закивал.
— Мог, мог. Мы дружный народ, выручаем друг друга. Почему не выручить? Пропадем! А что такое КамАЗ? Железо! Железо ржавеет, машина портится, дружба остается. Да. Жить надо.
— Так ты говоришь, Рустам торговлей занимается? — спросил Маринин.
— Да, он тогда, в марте, я же говорил, целую машину фруктов привез. Потом помидоры покупал, потом муку возили…
— Муку?
— Да, кузов белый весь был. Они мыли его здесь, в моем дворе. Рустам и еще двое парней, я не знаю их имен. Один… дай-ка мне еще твою карточку!
Казбек снова взял ксерокопию, повертел листок так и сяк, глянул на Маринина с мольбой в слезящихся глазах.
— Слушай, дорогой товарищ Маринин. Я уже старый, и мне самому ничего не надо. Но у меня два сына, Иса и Мавлади, они хорошие ребята, они с русскими выросли, любят русских… Их могут убить, если я лишнего скажу. Скажи правду, что ты ищешь? Что случилось?
Маринин помедлил — говорить ли? Казбек может предупредить Рустама или Саламбека, те предпримут соответствующие меры… Но встревоженный и искренний взгляд старого чеченца убедил его в том, что доверять ему можно. Кажется, Казбек искренне хотел разобраться в том, что происходит, понять, чем стали для приезжих земляков его гостеприимный дом и он сам.
Маринин решился, сказал прямо:
— Людей на наших дорогах убивают, Казбек. Видели кавказцев на КамАЗе, подозрение на твоих земляков. Нападают на грузовики, товар забирают, шоферов убивают из автоматов… Два трупа уже нашли, машины брошенные… Помоги, Казбек!
Старик, все еще державший в руках ксерокс фоторобота, горестно покивал.
— Я всегда жил честно. Русские мне помогали, жена у меня была русская, Валей звали… Зачем убивать братьев? Я ничего не знал, дорогой товарищ Маринин, слово тебе даю! Поверь старику!
— Это вполне может быть, Казбек, — согласился Маринин. — К тебе попросились на постой, заплатили… Все правильно, надо разобраться, я сплеча не собираюсь рубить. Но надо поймать бандитов! Помоги. Ты знаешь, как зовут этого человека, я чувствую это.
Старик опустил голову.
— Кажется, знаю… Байрам. Он был здесь один раз. Они приезжали с Рустамом, ящики с тушенкой забирали. Машину после муки мыли. Я не знал, что это награбленное, я бы их прогнал.
— Где можно найти Саламбека, Рустама? Ну, и Байрама, конечно. Еще есть люди? Сколько их и где они живут?
— Где живут, не знаю, а поискать их надо на Центральном рынке. Они там часто бывают.
— Как я их узнаю? На рынке много кавказцев.
Казбек почти обреченно махнул рукой.
— Я покажу. Если они убивали людей — нет им прощения. Они сказали мне, что честно торгуют. Они обманули меня, мой дом теперь в крови… Я не хочу иметь дела с преступниками. Поехали на рынок, я покажу тебе Байрама. И Рустама покажу.
…В машине Казбек сел между двумя оперативниками на заднем сиденье, сказал Маринину:
— Я буду ходить по рынку, смотреть. Если увижу Байрама или Рустама, я у них товар в руки возьму, посмотрю. А потом уйду, домой поеду. Дальше вы сами… Если они догадаются, Ису и Мавлади убьют. Ты постарайся, товарищ Маринин, чтобы они не подумали на меня, я тебя очень прошу! У нас суровые законы.
— Ну, законы везде суровые, Казбек, — вздохнул Маринин. — Но я тебе обещаю: ты будешь вне подозрения. Поверь мне!
Они все сделали профессионально. Старик ходил по рынку около часу, разговаривал с кем-то из продавцов кавказской национальности, но в руки ничего не брал.
Саламбека и его людей в тот день на рынке не было.
Звонок в редакции газеты раздался в середине дня. Вобликова, вычитывающая материал с машинки, не глядя, сняла трубку телефона, сказала, не отрывая глаз от страницы:
— Але-о… Слушаю вас.
— Это Людмила Владимировна? — раздался в трубке знакомый мужской голос. — Я не ошибся?
— Вы не ошиблись, товарищ полковник! Здравствуйте, Вадим Геннадьевич. Я узнала вас. — У Люси тревожно забилось сердце: звонил командир авиачасти.
— Ну вот, Людмила Владимировна, я позвонил, как и обещал. Во-первых, должен признаться, что полистал вашу газету. Она в политическом отношении неровная, как мне показалось, — и поругать армию может, и похвалить…
— Ну как в жизни, Вадим Геннадьевич! — перебила Люся. — У вас ведь не все гладко, правда?
— Да, не все, — согласился полковник. — И мы, я имею в виду моего заместителя по работе с личным составом, проще — замполита, может быть, и не согласились бы на вашу просьбу. Но потом подумали: а почему бы и не пропагандировать свой ратный труд? Чем мы, военные, хуже других? В нашу «Красную звезду» редко можно попасть, а местная газета пусть и напишет. У нас есть что рассказать.
— Очень хорошо.
— Так вот, Людмила Владимировна. Завтра вы можете побывать у нас на ночных учебно-тренировочных полетах.
— А стрелять будете? — У Люси бешено колотилось сердце.
— И стрелять будем, и бомбометанием заниматься, всем, чем полагается. Но капитан Белянкин, о котором я вам говорил, будет стрелять только ракетами.
— Боевыми?
— Конечно. Вам повезло, Людмила Владимировна. Готовьте свое орудие труда — карандаш. Или что у вас — диктофон?.. Кстати, прибыть на аэродром вам нужно пораньше, часов в восемь, в половине девятого вечера. Пока познакомитесь с офицером, поговорите, войдете хотя бы немного в курс дела…
— А во сколько Белянкин поднимется в воздух?
— А почему такой вопрос, Людмила Владимировна?
— Ну… просто. Я прикинула, сколько у меня времени на беседу будет. Успею поговорить?
— Успеете, успеете. За три часа Белянкин вам всю свою жизнь расскажет. Она у него интересная, насыщенная. Спрашивайте, не стесняйтесь. Ему будет дана соответствующая команда.
— Командовать в этом случае, может, и не стоит, Вадим Геннадьевич? У нас с ним должен получиться откровенный и задушевный разговор. — Люся прибавила своему голосу игривости.
— Получится. Он человек молодой, энергичный, неженатый. Вы, насколько я помню из нашего разговора…