«Ну! Ну! — сказал он им. — Ничего, обойдется. Доедем. Не надо дрейфить. А? Доедем, ребята…»
У ворот его остановил охранник.
— Ты куда это, Лапшин? — по-начальственному строго спросил он. И имел на это право: охранник, этот помятый временем и заботами мужичок-кузнечик в зеленой форме и с наганом на боку, тоже не первый год работал на станции, знал, что мусорщику после пяти вечера выезжать из гаража не положено. Не иначе, этот парень решил сгонять за водкой.
— Запаску у автостанции забыл, Володь, — сказал Федор как можно правдоподобнее и ласковей. — Чтоб ей пусто было. Заговорился с одним коммерсантом, отвлекся… Пропусти, я как раз за пятнадцать минут обернусь. Что тут ехать?!
Охранник поверил Федору, но сказал:
— Погоди, я начальнику доложу, — и пошел в будку, взялся за телефон.
«Чтоб ты сдох!» — незлобливо выругался про себя Федор.
Сидел он, что называется, мокрый. Конечно, он мог бы сейчас же сказать охраннику, мол, подозрительный предмет под рамой обнаружил, тикает, надо срочно выезжать со станции, а ты, дурак, держишь. Взлетим вот вместе с тобой на воздух, тогда узнаешь. Но охранник, деревенский этот пентюх, всю жизнь простоявший в своей будке с заржавевшим наганом в кобуре (никто же никогда тут, на станции, ничего не нарушал и тем более не нападал на мирный атом), поступил бы точно так же, как поступил сейчас: он стал бы звонить начальнику караула и с о г л а с о в ы в а т ь вопрос. Потом раздался бы звонок у начальника смены, потом у заместителя директора станции по режиму и, наконец, у самого директора. Тот бы, конечно, сработал пошустрее — вызвал бы милицию или представителя ФСБ… И только потом, видимо, раздалась бы суматошная команда: в о р о т а с р о ч н о о т к р ы т ь! А уж там — поставить мусоровоз в безопасное место, вызвать минеров-спецов и так далее.
Федор вырос в прочной бюрократической системе, знал, с каким трудом вращаются ее колеса, экономил время, вернее, хотел сэкономить…
Красная секундная стрелка на больших ручных часах Федора нервно прыгала от одного деления к другому. Пропрыгала один круг, ринулась на второй. Время — неостановимо.
Быстрее! Федор ненавидел в этот миг охранника. Он бы разорвал его сейчас на куски.
Охранник за стеклом своей будки все еще говорил по телефону. Потом он наконец высунулся в окошко.
— Заместителю директора по режиму будет доложено, Лапшин. Имей это в виду. Порядок есть порядок. То ли ты за запаской, то ли за водкой.
— Да водка у меня есть! Вот она! — И Федор, обернувшись, выхватил откуда-то из-за спины пару «пузырей».
— A-а… Ну тада езжай. — И охранник, словно запуская в космос ракету, важно нажал на кнопку — створки ворот поплыли в стороны.
— Ну, козел! Ну, баран! — ругался Федор. — Две с половиной минуты из-за тебя потерял!
Да, за это время он был бы уже на половине пути к городку атомщиков. А в другую сторону ему ехать некуда — нет тут больше дорог, только через жилой массив! И кто так по-дурацки планировал?
КамАЗ с пустыми и оттого грохочущими контейнерами покатил прочь от станции. Уже легче, думал Федор. Если и рванет, то где-нибудь на дороге. Для него лично тоже радости мало, но все ж таки не на АЭС.
Он терзался и еще одной мыслью: кто и где мог подложить ему в машину взрывное устройство?
Лапшин стал перебирать в памяти сегодняшний день и остановки, какие он делал. Выходило, что подсунуть ему «тикающий сувенир» могли где угодно: первую остановку он сделал у ларька с пивом часов в одиннадцать дня; пиво он не пил, но налил на вечер полную двухлитровую бутылку из-под «Херши»; к тому же у ларька никого подозрительных, д и в е р с а н т о в, не было, все свои, знакомые алкаши — Толян, Костик-Будка, Юрка Косых… Какие из них диверсанты? Через губу уже к одиннадцати переплюнуть не могут.
Вторая остановка была у столовой. Там он машину бросил на улице, а сам наскоро перекусил. Минут пятнадцать отсутствовал. Но машина-то стояла на виду у всех! Как можно было незаметно залезть под нее, что-то там делать?! Это же верх наглости! Да и он, когда ел, видел КамАЗ в окно, через тюль с мухами…
Потом абреков этих подвез, подзаработал. Но там тоже все на глазах — грузили, выгружали… Никто из чеченов под машину не лазил. И он отлучался всего на минуту, ну, на две — водку купил. Подал деньги, взял бутылки, вернулся… Чеченцы как работали, так и работали. К тому же парней этих он знает не первый день…
И все же сомнение закралось в душу Федора. «Сувенир» могли, увы, могли поставить и чеченцы. Почему нет? Идет война на их родине, народ этот обижен, месть для них — святое дело… Какое-то слово у них для этого есть… Ладно, забыл. Но читал, читал. И почему бы, в самом деле, Рустаму с Асланом не воспользоваться знакомством с ним?
Ладно, потом следователи разберутся во всем. Только бы успеть доехать, отогнать машину в безопасное место. Потом можно и со следователями поговорить.
А может, не надо? Они ему ничего хорошего не скажут. Связался, скажут, с темными личностями, они тебе и подложили мину. Ты и должен отвечать. Еще неизвестно, чем все это кончится.
Федор понял, что влип в неприятную историю, и решил выпутаться из нее самостоятельно. Он уедет подальше от станции и поселка и сам освободится от «тикающего сюрприза». Если эта штука не взорвется в 17.00, значит, часики у нее поставлены на вечер или на ночь, что вполне логично.
Ах, сволочи, что придумали, а! Станцию рвануть! Да это же беда какая, второй Чернобыль может быть!
Поселок он проскочил за четыре с половиной минуты. Мелькнули слева кирпичные серые пятиэтажки, крыша Дворца энергетиков, столовая, в которой он сегодня обедал, потом пивной ларек, магазин, пошли гаражи…
Фу-у… Можно хоть пот вытереть с глаз. Правильно, что он поехал по окраине, по Строительной. Тут и короче, и светофоров нет. Их, правда, на весь поселок два — на въезде и у дворца, на перекрестке.
Теперь жилые дома — лишь в зеркале заднего вида. Все мельче делаются они в его овале, сливаются в общую серую массу. Торчит теперь только высокая крыша универмага.
Можно прибавить газку — асфальт тут до самого поворота на свалку ровнехонький, гладкий, как яичко, машины почти не встречаются — и рабочий день уже кончился, и частники накатались, что ли.
Жми, Федя, не бойся! Тут километра три осталось.
Вот и поворот. Песок, узкая дорога среди молодых сосен, пряный душистый воздух…
16.58.
Все, хватит. Надо выходить из машины. Отбежать в сторону. Ждать. Пусть и рванет теперь. Теперь не страшно. Нужно только подальше отбежать.
Лапшин так и сделал. Он побежал назад, к асфальту. Бежал метров триста, споткнулся, упал. Поднялся, снова побежал.
Потом сидел на траве, ждал. Смотрел на часы.
В половине шестого встал и пошел назад, к машине. Думал на ходу: «Назад этот «сюрприз» везти? Не годится. Пехом переть в поселок, а КамАЗ тут бросить? Тоже не фонтан. Могут и угнать, пока я буду туда-сюда разгуливать. Что потом говорить? Мол, что-то тикало в ящике, я испугался, погнал машину подальше от станции… Могут и не поверить, на смех поднять. А если КамАЗ угонят — так и посадят. А что? Скажут, толкнул машину налево, сам бывший зек… Не поверят, конечно, что я из благих намерений, на смех поднимут…
Вот не было печали…
Не будешь бросать машину, вперед наука.
Да так-то оно так…»
Федор залез снова под раму и стал орудовать ломиком. Надо, конечно, отодрать эту чертову коробку. Раз она не взорвалась, то неизвестно еще, может, и не взорвется. Его могли и разыграть: сунули будильник в эту «газовую плиту», а он с ума сходит, носится как сумасшедший на своем мусоровозе по поселку. Вот кто-то потешается!
А железная коробка, однако, сидела на раме крепенько! Хитро ее засунули, прочно. Она не только магнитом удерживается, а еще и за счет конфигурации, размеров. Как будто ее специально для рамы КамАЗа и проектировали.
Сволочи… Возись теперь!
Наверно, он не рассчитал силы рук, движения, стукнул по коробке сильнее, чем требовалось, и страшный взрыв приподнял КамАЗ над теплой песчаной дорогой, разорвав его на части, швырнул загоревшиеся куски кабины, двигателя, контейнеров на зелень молодых сосен…