— Зачем нам, Ваше Высокопреосвященство, три буквы «И». давайте одной обойдёмся. Легче будет учить письмо. Ошибок в священных книгах меньше будет.
— А чего это ты, княже, лёгких путей ищешь? И что делать со священными книгами, что написаны уже? В огонь что ли? — аж зарычал на него владыко Афанасий. Ну, как зарычал, брови свёл. Губки гузкой сделал. Как Иван Васильевич из фильма про него, а голос пятуха дал. Ездил в Загор митрополит всея Руси, новую землицу принимать под свою руку и искупали его в реке возчики, перевернулась телега на броде. Простыл владыко и теперь сипит. Хорошо, что это на обратной дороге случилось. Конфуз бы вышел в Словакии.
Бились долго. Пока ничья. Решено печатать две азбуки. Два плаката. А потом глянуть на них и ещё раз всё обсудить, уже без криков и сипов. А тут вона чё!!!
Событие второе
Прогресса по стекольному делу… Коряво звучит. Стекольное прогресорство? Хрень. В общем, прогресса в стеклотворчестве не было. И не потому, что не было желания, и даже не потому, что бутылок там стеклянных или фужеров хрустальных не надо. Надо, но вдруг оказалось, что самый ходовой товар из стекла — это цветные бусы. При этом цена кубка, который ещё выдуть и обработать надо, и цена равного по весу количества бусин отличается в разы. Бусы дороже. Так стакан этот ещё продать надо, а за бусами выстроилась очередь в несколько… лет. Это если срочно четвёртую и пятую мастерскую не открывать.
Ажиотаж начался неожиданно. Решил Андрей Юрьевич отправить небольшой торговый караван в столицу Польши Краков. Не так и далеко сей оплот католицизма, всего четыреста вёрст, и вполне безопасная дорога. Вместе с торговцами поехали и десять спецназовцев Емели во главе с Иваном Пегим. Ну, мало ли, вдруг тати всё же, практически выведенные в королевстве Русском, посягнут на дорогой товар, но это не главное, нужно было в Кракове походить по рынку и городу, послушать новостей. Ещё, если попадётся, купить немного ржи, пшеницы, проса и прочих морковок. Всё же, раз селекционная станция есть, то нужно её новыми семенами обеспечивать. Попадутся крупные яблоки, груши, сливы, вишни, и их брать. Про садоводство тоже помнить нужно. Третье, не менее важное задание — послушать разговоры приезжих, торговцы они заранее всё про грядущие войны знают.
Приехали торговцы, выложили пару ковров на продажу, несколько сабель и мечей из булата и синего харалуга, пару фэнтезийных мечей на прилавок бросили. Повесили три гобелена с коняжками, вдруг их в столице Польши кто купит. Ну и в уголке пару ниток бус из цветного стекла выложили.
Иван Пегий ушёл народ по корчмам распределять, пьяниц изображать, оставив при себе и торговцах только одного воя.
Сначала народу набежало полно. Ничего подобного никто больше не продавал. Походили любопытные, языками пощёлкали и расходиться начали. Это настолько дорого, что только королям и маркизам всяким по мошне. Простому человеку фэнтезийный меч не то, что не по карману, а даже не по мечтам.
Терёха Коваль — это главный у купцов княжьих уже вздыхать начал, мол опять торга путного не будет — нищета кругом, но тут подошёл явно такого же купеческого сословия облом пузатый и тыкнул сосиской с жуковицей в бусы.
— Муранское стекло? — не вопросительный вопрос, а утверждение скорее утвердительное.
— Бери выше, — ткнул пальцем в небо в редких белых перистых облаках Терёха, — Наша это работа — Владимирская, куда фрязинам до нас. Темнота, лета не видели, — повторил он слова Андрея Юрьевича.
Облом ляшский глянул на облако, застывшие без движения на голубом небе, потом взял сосисками розовыми нитку бус и стал как чётки перебирать, любуясь узором.
— Сколько просишь? — опять вопрос был задан так, будто и не интересно купчине местному.
— Гривна… или пять дукатов. Золотых, понятно.
— Ух, ты⁈ — хохотнул лях и жуковиной ткнул в соседнюю нитку бус, она двойная была, — А ile kosztuje ta?
— Костуе? Две гривны.
— Ого, dziesięć dukatów? — перевёл лях.
Он постоял, опять глянул на облака, и полез в кошель, привязанный к поясу.
— Тут пятнадцать дукатов. Жинке возьму и дочери. (Żonie wezmę i córce).
Лях позвякал золотыми небольшими монетками и отсчитав нужное количество забрал бусы, долго копаясь в нитках, выбирая самые красивые на его взгляд.
Коваль не успел убрать деньги в свою калиту, как вместе с разодетой в шелка дамой подошёл ещё один облом. Рыжий, толстый и ростом под два метра. И опять сосиски вместо пальцев и жуковины на них.
— О це, dziesięć dukatów? — молва пошла, понял Терёха, он ведь не называл цену этому ляху.
— Десять за двойную. Пять за одинарную. Четырнадцать за тройную нитку.