— Да, это хорошая мысль, мальчик. Отец Гюстав, вы с нами?
Доминиканец, не разгибаясь и по-прежнему изображаю букву эпсилон, стряхнул как мог грязь с подола рясы и, продолжая проклинать ведьму, попытался взгромоздиться на мула, но видимо боль в ненужном ему месте это сделать не позволила.
— У-у-у! Езжайте, я вас догоню, пройдусь пешком, а то спина затекла. Целый день на этом ишаке… — мул заиакал противным голосом, обидевшись, и заглушил конец речи доминиканца.
Через пять минут под усиливающийся дождь епископ с мальчиком добрались до небольшого костёла в романском стиле. С острой пирамидальной крышей укрытой красной черепицей.
Двери оказались заперты, и епископ постучал подвешенным на цепочке молоточком. Лишь гулкое эхо внутри костёла было ему ответом. Он уже собрался было уходить, но тут за дело взялся Алонсо. Он подхватил раскачивающийся молоток и стал тарабанить им по двери, даже не собираясь останавливаться. И это возымело действие. Через пару минут лязгнул засов и дверь с неимоверным скрипом отворилась.
— Пошли вон попрошайки! — начал было вышедший заспанный священнослужитель, но увидел рясы епископа и подошедшего уже отца Гюстава, чуть снизил количество децибел в голосе, — Что вам угодно, братья?
— Мы из самого Авиньона от Папы Римского, нам бы поесть и переночевать? — опередив обоих священнослужителей пискнул Алонсо.
Епископ Кошице недовольно поморщился, но потом кивнул:
— Так есть, брат. Мы из Авиньона. Как называется этот костёл?
— Костел святого Иоанна Крестителя На прадле (Kostel sv. Jana Křtitele Na prádle). Что ж, братья, заходите. Угостить вас нечем, разве что хлеб и взвар из трав, но келья небольшая найдётся и конюшня для ваших мулов. Она вон за тем заборчиком… я бы помог вам их обустроить, но меня мучит боль в коленях. Еле хожу. К дождям и непогоде всегда так.
— Ничего, брат, у нас есть Алонсо, он с мулами справится.
Мальчик чуть задержался, обустраивая животных. И не столько из-за обязанностей, скорее по своему желанию. Ему нравились эти послушные, но гордые четвероногие. Потеребишь их за ушами, и они тычутся в тебя башкой, требуя продолжение ласки и почти урчат, как кошки. Алонсо завёл их в стойла, подсыпал в ясли сена, разворошив небольшую копёнку в углу, потом обтёр мулов соломой, что была раскидана по конюшне, напоил каждого из деревянного ведра, взяв дождевой чистой воды из бочки на углу костёла. Животинки пили и пофыркивали благодаря мальчика на своём мулячьем языке.
Он бы и ещё с ними повозился, но живот напомнил ему спазмом, что последний раз он ел утром, да и то завтрак был скудным. Краюха хлеба небольшая и луковица со щепоткой соли. Вот и весь завтрак. Так что, ещё раз почесав всех трёх животинок за ушами, Алонсо отправился к запасному выходу из костёла, куда его вывел отец Рубио.
Пройдя по темному коридору почти наощупь, мальчик вышел в большую трапезную, за длинным столом в которой расположились его спутники и священник. Нда, явно тот прибеднялся, говоря, что кроме хлеба у него ничего нет. На столе стояла небольшая корзинка с помытой морковкой, лежало десяток яблок и стояли три кружки глиняных с кувшином несколько кособоким. Сейчас отец Гюстав наливал всем из него красное вино. В другом конце трапезной был камин, там весело потрескивали дрова и языки пламени освещали, уж как могли, эту аппетитную картину на столе.
Подойдя под благословение епископа, Алонсо сел на краешек скамьи в углу, поближе к камину, и откусывая огромные куски от ароматного ржаного хлеба, от огромной скибки, прислушался к разговору монахов.
— О, уверяю тебя, брат Гюстав, что если диавол захочет, то он и в церковь проникнет…
— Нету нечистому в храм Господин пути, — безапелляционно рыгнул доминиканец и запил благородную отрыжку приличным глотком вина, — кислое вино у тебя, брат Рубио.
— Один паломник на днях бочонок привёз, не выбирал, чего поднёс, то и есть. Он между прочим… Ну, да племянник деверя брата той особы, про которую я вам талдычу. Не верят они. Вот слушайте, как было. И было это лет двадцать назад вон за той дверью. Мне это лично рассказывал святой отец Варфоломей — бывший… — буль, буль, буль, вино проникая в горло отца Рубио дёргало за кадык и мешало связной речи.
— Там? — епископ перекрестился троекратно.
— Там. У нас в Мала Стране жила одна вдова купца, и славилась она, Ваше Высокопреосвященство, своей скупостью. От купца ей остался сундучок с золотом. Ик. Говорят тяжёленький. На всю жизнь ей бы хватило. Ик. И конечно, разменяв золотые на медь и серебрушки, она могла бы помогать нуждающимся, сирым и убогим. Но вдова отгоняла нищих от своих дверей, не хотела дать им ни самого маленького медяка. А ещё она вечно боялась, что этот сундучок с золотом у неё украдут. Из-за этого вдова решила перенести сундучок в костел святого Иоанна «На прадле». Прямо сюда. Уж в церкви, решила она, деньги у неё не украдут. Она тайком припрятала там свое сокровище, в том пристрое, — отец Рубио, вновь ткнул рукой в направлении двери, только вот забыл, что держал ею кружку с вином, кружка дёрнулась вместе с рукой и часть вина пролилась на стол, оставив на нём чёрно-красную лужицу, как кровь прямо. Это пятно придало дальнейшему рассказу дополнительную таинственность и мистицизм даже, — А так как вдове хотелось, чтобы золото было под присмотром, решила она, что в церкви и переночует. Ночью перед вдовой появился загадочный монах на тележке, запряженной двумя черными козлами, и попросил у нее одну золотую монету.