Бабах. Бомба вдарила в стену под десятком стрельцов и в воздух полетели осколки ядра, куски брёвен и земля. Всё это на время скрыл серый, грязный дым и пыль. Минута понадобилась чтобы все осело, а слабый ветер отогнал дым. На месте стены сияла огромная дыра, а стоящая рядом, та самая покосившая башня, исчезла. Рухнула видимо внутрь города.
— Смотри, смотри, машут тряпкой якой! — раздалось позади боярина.
— Иван, скатайся снова, скажи, что условия прежние, только это последнее предложение, не сдастся и не признает власть брянца и Андрея Юрьевича над собой, так сожжем город и его тогда в плен брать не будем. И его самого сожжем.
Событие шестидесятое
— Это ещё посмотреть надо, кто кого загнал в ловушку, — Фёдор осмотрел вымерший двор замка перед детинцем. В обоих смыслах этого слова вымерший. На нём не было никого живого… Ну, хотя чёрт его знает? Так-то там лежало человек двадцать. Они, скорее всего, вымерли — мертвы, раз не шевелились, но могли и ранены только быть. Кто без сознания лежит, а кто претворяется, чтобы ещё одну стрелу не получить в продырявленную и без того уже тушку.
Ловушка для них выглядела так. Двадцать живых и здоровых диверсантов укрылась в недостроенной привратной башне. С ними один раненый стрелой в ногу и Емеля, которому тяжёлая арбалетная стрела попала в шлем. Шлем выдержал, но удар был силён, и десятник получил контузию, несколько минут даже без сознания был. Сейчас сидит в углу рядом с раненым Егором и головой трясёт, всё ещё птички у него в голове поют, вот и пытается их выгнать оттуда.
Из башни они выйти не могут. В соседней башне по другую сторону ворот засело несколько арбалетчиков. В башне чуть дальше, с другой стороны, тоже с десяток и в самом детинце на крыше за зубцами ещё пяток. Остальных всяких копейщиков, меченосцев и прочих рыцарей можно не считать. Они сидят в детинце и нос даже высунуть боятся.
Ну да, они из башни выбраться, не попав под перекрёстный огонь, не могут. Но ведь и крестоносцы — псы не могут из своих башен выбраться, и тем более, из детинца. У диверсантов и луки есть и стрел ещё хватает. Время от времени кто-нибудь из арбалетчиков вражеских пытается голову высунуть, чтобы прицелиться, и в него тут же стрела летит. Увидеть, попали или нет, сложно. Там тоже спецы сидят, и расстояние для арбалетного болта, если не плёвое, то вполне достижимое.
Сейчас с белым флагом к ним пришёл парламентёр. Рыцарь какой-то. Он на песьем своём языке что-то пролаял, но был послан и по матушке, и так.
— Найт фершеен! — попытался выудить знание песьего языка из головы Фёдор. Никто немецкого не знал.
Немец ещё чего-то покричал, но получил тот же ответ про фершеен.
Ушёл крестоносец и вернулся с местным видимо. Но жмудского этого языка тоже никто не разумел. Снова рыцарь ушёл и привёл монаха. Тот на двух языках пытался говорить. Один-то точно латынь. Фёдор слышал, как на ней мастера часовщики лаялись. Второй видимо греческий, и на нём разговаривали мастера, что из Царьграда прибыли.
— Найт фершеен! — оба раза повторял Фёдор.
Четвёртый раз привели теперь два рыцаря бабу всю расфуфыренную в шелках. Ну, как бабу? Девку, скорее, молодую и красивую. Вдвоем привели псы, чтобы прикрывать, она за их спинами ховалась. И вот она — баба в шелках, знала польский. Если медленно говорила, то вполне понять можно. Вот она и объяснила, что тевтоны предлагают разбойникам сдаться. Они, мол, разбойники в ловушке и живыми, если не сдадутся, оттуда не выйдут.
— Это ещё посмотреть надо, кто из нас в ловушке! Пусть попробуют выбить нас отсюда. Передай им, панночка, что если они сдадутся, то жизнь гарантируем. А потом князь наш их продаст магистру вашему. По сходной цене продаст. Спешите сдаться, а то скоро князь наш подойдёт сюда с войском. Он торговаться не будет. Он вас всех просто убьёт.
Паночка ушла и в почти сразу подошло войско. Ну, как войско. Человек двадцать. Одеты кто как, вооружены не сильно лучше. С ними монах с мечом. Чудны дела твои, Господи! Монахи и с оружием. Или крестоносцы все монахи?
(Слова из книги Откровение, глава 15, стихи 3,4: «Велики и чудны дела Твои, Господи Боже Вседержитель! праведны и истинны пути Твои, Царь святых! Кто не убоится Тебя, Господи, и не прославит имени Твоего? ибо Ты един свят»).
Монах их на смерть привёл. Уж что-что, а ворота крепости, из их башни отлично простреливаются. Из двух бойниц сразу стрелять можно. Вдвоём и стали в них стрелы пускать. Благо тут укрываться не надо, от детинца и тех двух башен, в которых арбалетчики засели, бойницы эти не видны. Минута, чуть больше прошло, а из двух десятков треть осталась, которая назад в ворота убежала.