Зарёванной графиня не выглядела. Выглядела злой и растерянной.
— Пошёл в ад! — это так с польского, который хоть и похож на русский, но так себе, приходилось вечно переспрашивать и просить повторить. (Poszedł do piekła). Ну, а чего Пекло оно и есть пекло.
— Серафим, отрежь Его Высокопреосвященству ухо. Вам какое нужнее, господин епископ левое или правое?
На самом деле Андрей Юрьевич знал, чего допытывается от этого дядечки. Ему уже разведчики шепнули, что у этого товарища есть кусочек камня бичевания Иисуса Христа. А чего, у этого гада есть, а в Русском Королевстве нет ни одной святыни, не честно.
— А, будь ты проклят схизматик! Я отдам. У меня есть частица камня, на котором бичевали Господа нашего.
— Хорошо. Отдавай. И казну ещё. Сейчас Фёдор тебе ухо перевяжет и займёмся вторым актом Мерлезонского балета. Ваше Высокопреосвященство, вы лучше выдайте все ценности сразу, а то к концу опроса моего, у вас от лица одни щёки останутся.
Бамс. Это полячка графиня бледнела — бледнела и в обморок грохнулась. Не выдержала вида одноухого епископа.
— Данька. Вот смотри яка гарна дивчина лежит. И не баронесса даже, а целая графиня, да ещё и права на маграфство по мужу. Не разобрался ещё что это, но раз называют Бранденбург, то это как король целый. Ну, почти. Нравится?
— Так она католичка. Девка-то красивая… — главный артиллерист нагнулся и легко поднял панночку на руки, положил на лавку, что стояли вокруг стола с одной стороны. С другой были роскошные резные стулья — троны и Андрей Юрьевич уже решил, что заберет этих красавцев с собой. И дом украсят и образцом для владимирских столяров станут. А то только табуретки умеют кособокие делать.
— Ничего, перекрестим. Ты её поцелуй эту спящую красавицу, пусть просыпается. У нас с его Высокопреосвященством ещё не обговорено, сколько денег нам Мемель отвалит, чтобы мы домой ушли.
— Поцеловать⁈ — Данька сказку явно не читал.
— Не хочешь. Ну, давай я попробую…
— Чего это! Я сам! — богатырь нагнулся к полячке и чмокнул неумело её в губы. Понятно, что та проснулась и завизжала. Рожа эдакая бородатая её укусить пытается.
— Тихо, пани Мария. Это Даниил Мечеславович Детько — сын боярина, ай, блин, вечно забываю. Сам же князем сделал воеводу. Это сын князя Словакского Мечеслава Детько. Ну, княжич, по-вашему. Он хотел помочь вам очнуться. Ферштейн? Не надо его бить. Это ваш муж будущий.
Панночка опять глаза закатила.
— Данька, ты не стесняйся. Ещё раз поцелуй, видишь панночка притворяется, на ещё один поцелуй напрашивается. Не распробовала с первого раза. И не тушуйся, целуй как положено. Это не распятие, а девка.
— О, Матка Бозка! — вскочила переводчица.
Событие шестьдесят четвёртое
Андрей Молибогович озадаченно голову почесал, выслушав доклад Ивана Хвостова.
— Смотри ты? Неожиданно.
В самом деле получилось неожиданно. Так с первого раза и не понять, то ли хорошо это, то ли так себе, а то и вовсе плохо. Словом, погиб Георгий Романович Дубровицкий. Был как раз на стене в том месте куда ядро попало, повезло не убило. Уберёг Господь. Отбросило на землю. Не разбился, благо стены не высокие. Поднялся. Перекрестился троекратно и тут на него башня эта кособокая упала и придавила. Насмерть.
Всё это рассказал тысяцкий Дубровицы Иван Андреевич Серый. Он-то и стал главным в городе после смерти князя. Княгиня есть и две девчушки дочери, но не им же в осаждённом городе командовать. Боярин вылез на остаток стены и стянув с себя белую рубаху замахал ею. Он и князю говорил, что зачем ратиться с сильным, если ничего не меняется. Ты, мол, княже, как сидел на земле, так и будешь, да ещё и выход платить поганым не надо. Одни подарки, чего же ратиться? Но Георгий Романович упёрся, он уже послал за подмогой к брату в Туров гонца и надеялся совместно с ним владимирцев и брянцев отогнать.
— Принимаем мы ваши условия, — сдерживая нервного коня гарцевал перед ними тысяцкий.
— Ты, смеёшься что ли⁈ — Дмитрия Александровича Брянского на смех пробило. Хохотнул сначала несмело, а потом загоготал, — Какие условия? Условия были, что князь ваш на столе остаётся. Так нет князя. Сам сказал. Какие условия? — как резко начал, так же резко и оборвал смех князь.
— Так княгиня…