— Мой друг Иетс не смог повидать вас в Париже и теперь хочет задать вам несколько вопросов, вот и все.
Березкин быстро поднял голову и тут же улыбнулся. Этот тип ему знаком: ретивые молодые служащие из Налогового управления — вообразят, что уличили вас в каких-то грехах, и являются проверять ваши книги. Рано или поздно все они оказывались у него на жаловании. К тому же и Уиллоуби здесь — явно оберегает свои будущие доходы!
— Что вы хотели бы узнать, лейтенант?
Уиллоуби отошел к окну, делая вид, что беседа Иетса с Березкиным его совсем не интересует. Перед ним расстилался индустриальный пейзаж — домны, заводы, сеть канатных дорог с неподвижно застывшими в воздухе вагонетками. Он уже спрашивал себя, имело ли смысл приезжать сюда с Иетсом. Столько усилий — и для чего? Столько трепать языком, чтобы рассеять подозрения Иетса! Как будто он сомневался в тактичности Березкина, в его умении жить. Разве не ясно, что человек, сумевший достичь такого положения, способен веревки вить из таких птенцов, как Иетс?
— Вы знаете человека по фамилии Сурир? — начал Иетс.
— Сурир… Сурир!…
Сурир — это мостик к Петтингеру. Березкин понял: разговор предстоял неприятный. А Уиллоуби все так же безучастно смотрит в окно.
— Да, припоминаю, лейтенант. Кажется, шофер? — Кого они поймали, Петтингера или Сурира? И который из них наболтал лишнего? Или, может быть, оба?
— Совершенно верно, — сказал Иетс, — между прочим и шофер.
Березкин принял решение. Незачем стараться скрыть это знакомство. Петтингер либо в безопасности, за линией фронта, либо попал в плен к американцам. И в том и в другом случае Березкин бессилен ему помочь. А Сурир — Сурир просто мошенник, мелкая сошка, и поделом ему, если попался, нужно было действовать умнее.
И князь предпринял контратаку. Он спросил:
— Вы знаете эсэсовского полковника по фамилии Петтингер?
Иетс не ожидал такого скачка. Он собирался лишь постепенно перейти к Петтингеру. Он ответил вопросом:
— Что вам о нем известно?
— О, это очень ловкий, жестокий и грубый человек. Такой же грубый, как тот капрал, которого вы присылали ко мне вчера.
Уиллоуби кашлянул.
— Вот как? — сказал Иетс. — Будьте добры, расскажите мне еще про Петтингера.
Князь поставил локти на стол и соединил кончики пальцев. Руки были велики по его росту, худые, хищные.
— Рассказать мне вам почти нечего. Кажется, он имел отношение к французским газетам, очевидно, по линии цензуры или пропаганды. Я познакомился с ним в связи с одной жалобой, которую я подал. Понимаете, меня шантажировали, чтобы заставить поместить рекламу в ряде газет, которые поддерживали немцы. Путь богатого человека, лейтенант, не всегда усыпан розами — вечно вокруг тебя завистники, вечно ты у всех на виду!
Уиллоуби усмехнулся. Такие разговоры он слышал в Америке и по долгу службы не раз выражал сочувствие тому или иному миллионеру; клиенты их конторы имели право ожидать сочувствия от своих юрисконсультов.
Горькая доля «бедных богачей» не растрогала Иетса.
— Продолжайте, князь, — сказал он.
— Петтингер удостоил меня своим посещением. Он дал мне понять, что я должен… как бы это сказать, пойти ему навстречу. Вот видите, лейтенант, как действовали немцы. Я был очень рад от них избавиться.
— И больше у вас не было с ним связей?
— Ну как же, были, — сказал Березкин.
Он уподобился кораблю, который вышел из тесного порта в открытое море и набирает скорость.
— А теперь о Сурире. Это было в последние дни оккупации Парижа. Вернее, в самый последний день. Я как сейчас помню — стрельба на улицах, все возбуждены, вот оно — долгожданное освобождение!
Он глубоко вздохнул; Иетс заметил, как приставшее к куртке Березкина крошечное перышко, видимо из подушки, отделилось и поплыло по воздуху в оранжевом луче света.
— Этот Петтингер — между прочим, он был всего подполковником, — явился ко мне без доклада. У него был пистолет, и он грозил пристрелить меня, если я не достану ему машины. Лейтенант, я мирный житель! Я решил, что моя жизнь стоит грузовой машины. Я позвонил в гараж и велел прислать за Петтингером грузовик. Фамилия шофера была Сурир.
Уиллоуби внимательно слушал. Был момент, когда все висело на волоске. Но князь оказался превосходным рассказчиком. И версия Березкина в точности совпадала с тем, что сам он выдумал и наплел Девитту в Париже!
А что если бы не совпала? Но, по-видимому, всякий, думая о нацистах, исходит из предположения, что они действуют угрозами и заставляют себя слушаться силой. В своих вымыслах они с князем шли по одной и той же проторенной дорожке. И как знать, — может быть, они оба говорили правду!