Они сошли с моста. Под деревьями стоял грузовик с громкоговорителем, накрытый маскировочной сеткой. Карен и Бинг сели на ящик с инструментами, стоявший возле грузовика.
— Эта листовка начинает тревожить меня, — заговорил Бинг. — Я отчасти виноват в этой затее. Вот когда вы пришли в блиндаж Каррузерса, я только что всадил Иетсу нож в спину. Просто так — из озорства. Иетс приехал в дивизию Фарриша с определенным заданием: сказать, что выпустить листовку невозможно. А я возьми да и скажи, что можно. Не знаю, какая муха меня укусила. Нет, знаю: мне захотелось написать листовку. Захотелось сказать, за что мы воюем, потому что я сам хотел разобраться в этом, и потому что, по-моему, эта война — не только война пушек, танков и самолетов, но и война идей. Как, по-вашему?
— С одной стороны, это верно, — согласилась Карен. — Но ведь есть промышленники, которые сейчас получают миллионные прибыли, и они воюют за них. И есть солдаты, которые воюют, потому что их призвали, — что же им оставалось делать? А есть люди, которые воюют за право на жизнь. Но, воюя за это право, они вместе с тем воюют и за прибыли миллионеров. Так мне кажется. Тут все перепутано, и я не представляю себе, как это можно привести к одному знаменателю.
— Вы очень странно говорите…
— А как я должна говорить, по-вашему?
— Ну, не знаю… Вы все-таки женщина; вы должны бы чувствовать любовь, сострадание к угнетенным, сочувствие к тем, кто борется…
— Послушайте, Бинг, — сказала Карен. — Я всего нагляделась.
— Понятно.
— Я уже не верю в высокие идеалы. Когда доходит до дела, все решают цифры: сколько у кого войск, техники, денег. Без этого все ваши идеалы повиснут в воздухе, а те, кто верует в них, — на двух столбах с перекладиной.
Они встали и пошли к замку. Во дворе они столкнулись с Иетсом.
Увидев Карен, Иетс быстро подошел к ней.
— Я ищу вас повсюду, мисс Уоллес, мы вас ждем…
Внезапно темный двор осветился ярким светом: словно гигантские люстры, в воздухе повисли немецкие парашютные ракеты. С бешеной быстротой приближался глухой рокот моторов.
Загрохотали зенитки. Как всегда, — будь то огонь тяжелых или легких орудий, — казалось, что прислуга уснула и, застигнутая врасплох, теперь старается наверстать упущенное время. Пестрые дуги трассирующих пуль смыкались вокруг мишеней.
Карен побежала к замку. Иетс бросился за ней и схватил ее за плечи.
— Стойте на месте! — прошипел он.
— Вряд ли они могут нас нащупать, — сказал Бинг. — Но и он стоял неподвижно.
Невдалеке от них уже взрывались немецкие бомбы. Иетс чувствовал, как содрогается земля под ногами. У него сосало под ложечкой и дрожали колени.
— Не бойтесь, — сказал он Карен. — Это довольно далеко.
— Смотрите, как красиво! — воскликнула Карен. — Вот еще ракеты и еще… Как раз над нами!
Лица их в резком свете ракет казались неестественно большими, глубокие черные тени прорезали мертвенную бледность щек.
Иетс сказал:
— Да, в этом есть своеобразная красота. — Черт подери, если она может любоваться бомбежкой, то и он может.
— Терпеть не могу, когда осколки падают возле меня, — сказал Бинг. — Это самое противное. — Голос его звучал ровно.
— Вы не боитесь? — спросила Карен.
— Конечно, боюсь… Смотрите, смотрите! Один сбили!
До сих пор бомбардировщики были скрыты за световой завесой ракет. Но вот один из них вспыхнул, словно огромная звезда, закачался и сверкающей хвостатой кометой скользнул по небу.
Бинг толкнул Карен в спину, и не успела она опомниться, как они уже оба лежали ничком, прижимаясь к жесткой земле. Волна горячего воздуха прокатилась над ними.
— Чуть-чуть не задело. — Голос Иетса донесся до нее, словно откуда-то издалека. — Он упал там, за полем. Отсюда видно, как он горит.
Иетс помог Карен встать.
— Вы не ушиблись? — спросил он, смахивая пыль с ее куртки.
— Нет, я только очень испугалась. Не тогда, когда он падал, — я не поняла, что это значит. Но после взрыва…
— Видимо, он не успел сбросить все бомбы. Они и взорвались. Должно быть, мало что от него осталось. Может быть, сходим поглядеть? — оживленно говорил Иетс; сознание, что опасность миновала, развязало ему язык.
— Мне что-то не хочется никуда идти, — сказала Карен.
Кругом все было тихо, только пламя горящего самолета потрескивало в неподвижном воздухе.
— Ну, мисс Уоллес, — с наигранной бодростью сказал Иетс, — вас ждут на вечеринку. Пойдемте.
Бинг лежал на спальном мешке в башне замка и лихорадочно припоминал свой разговор с Толачьяном. Как он сказал? Где бы это ни случилось, это случилось со мной… Что именно случилось? Несправедливость, должно быть, страдания. Слушая Толачьяна, Бинг был твердо уверен, что рассказ о Тони, об этом новом Бэниане — великане с детским сердцем — разрешает все вопросы. А теперь он опять ни в чем не уверен… Трещины в стенах стали еще больше. Штукатурка так и сыплется с потолка. Завтра надо будет вытрясти мешок, он такой грязный… И хорошенько подумать о словах Толачьяна и о словах Карен… К черту все это, спать пора. Все равно не дадут спать — начнется бомбежка, зенитки. Красивое имя — Карен. Она честная, говорит, что думает. В том-то и беда — послушаешь ее и во всем изверишься… Ох, уж эта война!